Лев Прозоров - Святослав

Там, как ветром сор,

И любовь, и дружба сметены.

Как все же погиб Игорь? Лев Диакон говорит, что «германцы» его привязали к согнутым верхушкам двух деревьев и, отпустив их, разорвали надвое. Это не случайное убийство в угаре, скажем, пьяной ссоры. Месть «поганым» за распятия в Византии, за орду степных дикарей в православной Болгарии? Но тогда дружине следовало бы повернуть коней куда-нибудь подальше от Киева. Например, через волынскую землю — в Польшу, а то и — по Бугу — в родное Варяжское море.

Еще быстрее должны они были бы уходить, будь они простыми наемниками. Разве что удальца бы к заказчику выслали — голову «клиента» к ногам бросить. Был ведь позже пример. В скандинавской «Саге об Эймунде» рассказано, как наемники Рагнар и Эймунд по приказу «конунга Ярицлейфа» (Ярослава Мудрого) убили его брата «Бурицлейфа» (Борислава, Бориса), привезли заказчику голову и тут же сбежали в Полоцк, к «Вартилафу»-Брячиславу. Вовремя сбежали, кстати: вскорости дружину, где служили оба головореза, перебили «стихийно взбунтовавшиеся» новгородцы. Тех, в свой черед, порешили люди Ярослава, зазвавшего бунтовщиков на пир. Ярослав убирал свидетелей, готовился «повесить» братоубийство на старшего брата — Святополка, тогда еще не «Окаянного». Однако убрал не всех. Главные исполнители успели унести ноги. Потому и стало известно о подлинном братоубийце.

Читатель, вам эта череда побоищ ничего не напоминает?..

Однако крещеные варяги, не в пример почти землякам Эймунду с Рагнаром, никуда не бегут. Они преспокойно едут в Киев, рассказывают нелепую историю — и она входит на страницы летописи. Это не простые наемники, и в Киеве их ждали те, кто достаточно влиятелен, чтоб заставить остальных поверить их рассказу и в то же время не настолько, чтобы видеть в варягах-христианах пешку, сделавшего свое дело мавра. Кто?

Не позже IX века в Киеве возникает христианская община. Судя по могилам, то были купцы и воины из Моравии. Могли, конечно, быть и раньше христиане — среди рабов из Византии, например, но об этом ничего толком не известно. В конце IX века новую веру принимает князь Оскольд, в крещении Николай. После казни Оскольда-Николая язычником Олегом Вещим христианская община надолго сходит со сцены. По преданию, один из ближних бояр Оскольда, Житомир, имея, очевидно, причины опасаться участи государя, бежал после его смерти в… Древлянскую землю. Между прочим, именно через нее должны были идти из Великой Моравии в Киев христианские купцы и проповедники.

При Игоре в Киеве появляется соборная церковь. Ведь четверть века мира с печенегами и контроля над Днепром — это и четверть века торговли на Черном, Русском море. Торговли с Херсонесом-Корсунью, где еще Кирилл-Константин видел Евангелие, написанное «русскими письменами», с православной Болгарией, наконец, с Византией. Плыли и купцы из этих стран в Киев, селились там. Христианская община богатела и росла, а с появлением дружины крещеных варягов обрела и серьезную вооруженную силу.

Но какую выгоду получала она, убив столь терпимого к ней государя? Чего добивалась? И как вообще смогла оказаться так близко к княжескому престолу? Через Ольгу? Конечно, великая княгиня-христианка если не идеальная глава для христианской партии, то, по крайней мере, идеальное знамя. Да ведь она в те времена была язычницей — так говорит летопись. Только вот летописный рассказ о времени и обстоятельствах ее крещения вызывает не меньше вопросов, чем рассказ о гибели ее мужа, а доверия вызывает еще меньше.

Летопись говорит так: приехала Ольга в Константинополь, и так приглянулась цесарю Константину Багрянородному, что тот начал домогаться ее руки и сердца. Хитромудрая вдова в ответ потребовала у императора лично крестить ее, а потом, едва покинув купель, срезала незадачливого жениха: мол, я тебе теперь дочь во Христе, как же ты на дочери женишься?

О поездке этой, об ее причинах и результатах, поговорим особо. А пока скажу сразу — в историю эту не верится. И не потому, что чересчур похожа на сказку — сказка и жизнь вообще чаще друг на дружку походят, чем многие думают. И не потому, что император был женат. Мало ли у ушлых греков было снадобий без цвета, вкуса и запаха, как раз на такой случай? И мало ли монастырей приняло в свои стены опостылевших мужьям императриц?

Дело в том, что Константин оставил подробные заметки об этом визите. То, что в них — ни слова об его сватовстве, понять еще можно: кому приятно вспоминать неудачу? Странно иное — Константин не только не говорит ни слова о крещении Ольги, но и упоминает в ее свите священника Григория.