Полки собрались в пыльной "Волчьей долине" для последнего штурма в лунную ночь.
27 июня, вскоре после полуночи, роты начали форсировать бухту на надувных лодках и резиновых плотах. Враг слишком поздно заметил их продвижение. Первые штурмовые команды уже добрались до электростанции и захватили ее.
Батальоны осторожно пробирались к окраине города. С рассветом в небе появились "Штуки". Они очистили проходы для пехотинцев. Наступающие преодолели последний большой противотанковый ров.
Советская оборона рушилась, всюду царили паника и хаос. То тут, то там комиссар, командир или комсомолец дрались до последнего вздоха.
В забаррикадированной галерее в скалах бухты укрывались около 1000 человек - женщин, детей и солдат. Командовавший обороной комиссар отказался открывать двери. Саперы стали подкладывать взрывчатку. В этот момент комиссар взорвал галерею со всеми, кто там находился, включая и себя. При взрыве погибла дюжина немецких саперов.
3 июля все закончилось. Севастополь, сильнейшая крепость в мире, пал. Было разгромлено две советские армии, в плен попало 90 000 человек. На опустевших полях битвы среди тысяч трупов русские оставили 467 стволов артиллерии, 758 минометов и 155 противотанковых и зенитных орудий.
Офицеры, руководившие обороной крепости, адмирал Октябрьский и генерал-майор Петров, избежали смерти и плена. 30 июня их вывезли из города на моторке1.
Теперь 11-я армия Манштейна могла принять участие в реализации грандиозного плана - наступления на Сталинград и Кавказ. 3. План, преданный врагу Оленина и крымское шампанское - Прерванный праздник - Майор Райхель исчез - Катастрофическое бегство - Две таинственных могилы - Русским известен план наступления - Тем не менее наступление разворачивается Рождение трагедии.
Комиссарская дача на окраине Харькова оказалась на удивление со вкусом обставлена. Двухэтажное здание с вместительным подвалом окружал сад. Товарищ комиссар мог гордиться собой. Впрочем, он занимал весьма высокий пост - курировал тяжелую промышленность Харьковской области. Теперь дачей владели генерал танковых войск Штумме и штаб его 40-го танкового корпуса.
Коренастый Штумме - прекрасный офицер и влюбленный в жизнь человек буквально излучал энергию и не умел сидеть на месте. Он никогда, с самых молодых лет, со времен службы в кавалерии не расставался с моноклем. Из-за повышенного давления с лица его не сходила краснота. Из-за внешности и темперамента генерал получил у офицеров своего штаба прозвище Шаровая Молния. Он, разумеется, знал об этом, но делал вид, что не знает, благодаря чему мог никак не реагировать, если вдруг слышал, как кто-то произносил его.
Штумме не принадлежал к числу штабных схоластов, как многие офицеры, будучи человеком практическим, он имел настоящее чутье на ситуации и умел верно распознавать тактические возможности. Он являлся одним из лучших немецких танковых командиров, с умом планировал свои операции и с большой решимостью претворял планы в жизнь. Он был боевым офицером, любившим передовую, идолом солдат, о которых неизменно заботился. Любили его и офицеры, восхищавшиеся энергией командира и его талантом тактика.
Он имел слабость - слабость, которая не могла причинить вреда подчиненным, - любил хорошо поесть и выпить.
– Война и так скверная штука, так зачем же делать жизнь еще хуже, плохо питаясь? Нет-нет, господа, это не для меня! - частенько говаривал Штумме. Но деликатесы, которые раздобывал для командира комендант штаб-квартиры, генерал неизменно делил с гостями.
Вот такой ужин и давал Штумме у себя в штаб-квартире вечером 19 июня 1942 г. В числе гостей присутствовали три командира дивизий корпуса и командующий корпусной артиллерией: генерал-майор фон Бойнебург-Ленгсфельд, командир 23-й танковой дивизии, генерал-майор Брайт, командир 3-й танковой дивизии, генерал-майор Фремерай, командир 29-й мотопехотной дивизии, и генерал-майор Ангело Мюллер, командующий артиллерией. Кроме них за столом находились подполковник Франц, начштаба корпуса, подполковник Гессе, начальник оперативного отдела, лейтенант Зайтц, порученец, и подполковник Гарри Момм, адъютант корпуса и призер международных конкуров.
Ужину предстояло стать их "последней трапезой приговоренного", как в шутку сказал Штумме.
– Несколько последних деньков досуга, господа, а потом мы вновь выступаем. Будем надеяться, теперь-то нам удастся поставить Сталина на колени.
– Будем надеяться, - проворчал генерал Брайт, здоровяк-танкист из Палатината.
Читать дальше