Ю Данилов - Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел Князе Михаиле Александровиче

Содержание последних слов было для Генерала Рузского и меня полною неожиданностью! Мы переглянулись, но очевидно, ни он, ни тем более я не могли вмешаться в разговор, который велся между Государем и членами законодательных палат и при котором мы лишь присутствовали, в качестве свидетелей.

К немалому моему удивлению, против решения, объявленного Государем, не протестовали ни Гучков, ни Шульгин...

Государь, несколько помолчав, встал, намереваясь пройти в свой вагон. Поднялись со своих мест и все мы, молча и почтительно проводив Императора взглядами...

***

А. И. Гучков и В. В. Шульгин отошли в угол вагона и стали о чем то в полголоса совещаться.

Выждав несколько, я подошел к Гучкову, которого знал довольно близко по предшествовавшей совместной работе в комиссии обороны Государственной Думы. - А. И. долго был Председателем этой Комиссии, я же часто ее посещал, в качестве представителя Главного управления Генерального Штаба, по различным вопросам военного характера.

- Скажите, Александр Иванович, спросил я, насколько решение Императора Николая II отречься от престола не только за себя, но и за сына является согласованным с нашими основными законами?.. Не вызовет ли такое решение в будущем тяжелых последствий?

Не думаю, ответил мой собеседник, но если вопрос этот Вас интересует более глубоко, обратитесь с ним к В. В. Шульгину, который у нас является специалистом по такого рода государственно-юридическим вопросам. - И тут же Гучков познакомил меня с Шульгиным, с которым я до того времени знаком не был.

- Видите ли, сказал В. В., выслушав меня; несомненно здесь юридическая неправильность. - Но с точки зрения практической, которая сейчас должна превалировать, я должен высказаться в пользу принятого решения. - При воцарении Цесаревича Алексея будет весьма трудно изолировать его от влияния отца и, главное, матери, столь ненавидимой в России.

- При таких условиях останутся прежние влияния и самый отход от власти родителей малолетнего Императора станет фиктивным; едва ли таким решением удовлетворится страна. - Если же отстранить отца и мать совсем от ребенка, то этим будет косвенно еще более подорвано слабое здоровье Цесаревича Алексея, не говоря уже о том, что его воспитание явится ненормальным. Терновым венком страданий будут увенчаны головы всех троих!..

Возбужденный мною вопрос, ныне, после трагической смерти всех лиц, о коих шла речь, потерял конечно всякое практическое значение. Но в то время я считал его весьма важным, могущим иметь серьезные последствия. Поэтому я чувствовал удовлетворение в том, что имел случай довести о нем до сведения тех, кто получил от Временного Комитета Государственной Думы полномочия урегулировать вопрос {238} отречения и, в случае согласия на это Государя, привезти в столицу соответственный документ.

Дальнейший разговор как то не клеился...

Граф Фредерикс пытался, кажется, узнать у депутатов подробности сожжения его дома в столице, во время которого, как говорили, была сильно напугана его больная жена.

Но видно было, что и у почтенного восьмидесятилетнего старца его личные заботы отходили на второй план и что он полон был мыслями о тех событиях, кои совершались перед его глазами...

Минуты казались часами...

***

Но вот, наконец, вошел Государь и принес с собою текст манифеста, отпечатанный на пишущей машинке на нескольких белых листках телеграфных бланков. Насколько помню, это и был тот проект, который составляли в Ставке, но только нисколько видоизмененный, соответственно последнему решению Государя.

Депутаты внимательно ознакомились с содержанием манифеста и просили о вставке в его текст нескольких слов, казавшихся им необходимыми. Государь, не возражая, охотно исполнил эту просьбу.

Затем Государем тут же у столика был набросан текст двух указов Правительствующему Сенату; один - о бытии Верховным Главнокомандующим Великого Князя Николая Николаевича, и другой указ - о назначении Председателем Совета Министров Князя Георгия Евгениевича Львова.

Вопрос о передаче Верховного Главнокомандования Великому Князю, подсказанный, насколько помню, Н. В. Рузским, казался всем очевидно бесспорным; что же касается второго назначения, то таковое было сделано в соответствии с мнением, выраженным присутствовавшими при этом депутатами.

Побеседовав еще несколько минут, Государь распростился со всеми, приветливо пожал всем нам руки и удалился к себе в вагон.