Ю Данилов - Мои воспоминания об Императоре Николае II-ом и Вел Князе Михаиле Александровиче

- Это прежде всего доказывает правильность Вашего совета Государю - не отправлять телеграмм об отречении до беседы с ожидаемыми депутатами, ответил я.

- Да, но мне думается, что в Царском поезде происходят какие то колебания в этом отношении. Я вижу это из того, что Государь присылал ко мне Нарышкина (Один из Флигель-адъютантов Императора Николая II) взять назад отданные мне временно на хранение телеграммы.

- Как же поступили Вы, Николаи Владимирович? - спросил я.

- Я сказал Нарышкину, что буду по этому поводу с личным докладом у Государя и затем действительно прошел в вагон к Его Величеству. - Государь объяснил мне свое требование о возвращении телеграмм его настоятельным желанием не отправлять таковые впредь до нового распоряжения. - Я успокоил его в этом отношении и телеграммы {234} остались у меня. - Но в этом эпизоде, добавил Генерал Рузский, я усмотреть наличие в Царском вагоне каких то новых колебаний...

Только впоследствии мне пришлось узнать, что Государь в этот период дня долгое время совещался с Лейб-Хирургом Профессором С. П. Федоровым о здоровье своего сына.

Получив новое подтверждение о неизлечимой болезни Цесаревича Алексея, Государь Император видимо тогда же решил изменить характер своего отречения и отказаться от Престола не только за себя, но и за сына; Генералу Русскому он однако о своем новом решении не сказал ни слова.

***

Чрезвычайно живо описывается в некоторых воспоминаниях тот, скажу "подсознательный" процесс, который в конце концов вылился в определенную мысль о неизбежности немедленного отречения от престола Императора Николая.

Однако, авторы этих воспоминали ошибаются, когда говорят, что мысль эта была впервые оформлена не в столице, а в Ставке, и при этом называют, в целях обвинения, имя Генерала Алексеева,

Из приведенного выше мною рассказа видно, что уже в ночь на 2-ое марта Председатель Государственной Думы, во время своей беседы с Н. В. Рузским, определенно затронута династический вопрос. - Что же касается Генерала Алексеева, то последний лишь присоединился к мысли, высказанной по этому вопросу М. В. Родзянкой, и передал ее на заключение Главнокомандующих фронтами в телеграмме того же 2-го марта, но отправленной из Ставки, как мною уже отмечалось, лишь утром названного числа.

Я не думаю, чтобы почин в вопросе об отречении мог иметь какое либо решающее значение, ибо мысль о неизбежности такового отречения зарождалась у массы людей, и притом у части их - задолго даже до возникновения сейчас описываемых событий. Вытекала же она из оценки ими реальной обстановки того времени И если я счел необходимым остановить на данном обстоятельстве внимание моих читателей, то лишь в интересах исторической точности хода событий.

Важно, наоборот, отметить, что уже к ночи на 2-ое марта, эта мысль созрела и в Петрограде и в Ставке окончательно и что она стала обсуждаться громко, но не в качестве принудительного революционного "Действа", а как лояльный акт, долженствовавший исходить сверху и казавшийся наиболее безболезненным выходом из создавшегося тупика.

В такой постановке вопрос подвергся обсуждению и во Временном Комитете членов Государственной Думы, причем этот Комитет" пришел к выводу о желательности доведения его заключения до сведения Государя. Точно также было поступлено и Начальником Штаба Верховного Главнокомандующего, равно Главнокомандующими всеми фронтами, представившими честно и откровенно свои мнения на Высочайшее воззрение. Здесь не было потому ни "измены", ни тем более "предательства".

Эти слова, найденные впоследствии в дневнике отрекшегося Императора, должны были быть отнесены конечно не к тем, кто брал на себя {235} решимость высказываться в столь трудное время о возможных выходах из положения, но скорее к тем, кто, горой стоя за устаревшие формы самодержавия в дни "силы" последнего, - исчез с лица земли в решительную минуту и оставил Царя, как жертву и искупление за упрямое безумие его прежних советников!

Для выполнения ответственной задачи по осведомлению Императора Николая II о том, что Комитет Государственной Думы находит единственным выходом из создавшегося положения его отречение, в пользу сына Императора и для доставления, в случае согласия Государя с этим мнением, соответствующего манифеста, добровольно вызвались выехать во Псков А. И. Гучков и В. В. Шульгин.

Оба эти лица, принадлежа к монархическим партиям, насколько мне это известно, полагали, что передача акта об отречении Императора Николая II, в пользу его сына, через них не будет знаменовать окончательного крушения в России Монархии вообще и династии в частности.