Правда, А. И. Гучков был из числа тех общественных деятелей, которых особенно не любили при Дворе, считая их лидерами оппозиции и врагами "святого старца", но там, при Дворе, простодушно полагали вообще, что всякая оппозиция вредна и непременно несет в себе зародыши революционности. Во всяком случае совсем иначе могло быть истолковано дело отречения, если бы в поездке к Царю приняли участие представители левых партий, как об этом одно время шли разговоры в Таврическом Дворце.
- Я отлично понимаю, почему я еду, говорить в своих воспоминаниях В. В. Шульгин. Я чувствовал, что невозможно поставить Государя лицом к лицу с "Чхеидзе". Отречение должно быть передано в руки монархистов и ради спасения монархии!..
Так ставился вопрос в то время лояльными кругами...
***
Около 10 часов веч. 2-го марта к концу длинной платформы ст. Псков подошел поезд, доставивший из столицы депутатов. - Поезд собственно состоял из паровоза и только одного вагона. Половину последнего, как доложил впоследствии Комендант станции, занимал салон; другая же половина была подразделена на несколько отделений, с длинными поперечными диванами в каждом из них.
Генерал Рузский и я, думая, что приехавшие, согласно переданной им просьбе, зайдут предварительно к нам, стали поджидать депутатов в вагоне Главнокомандующего; но прошло несколько минут и никто не появлялся. - Я вышел тогда на платформу узнать в чем дело и издали увидел в темноте прихрамывающую фигуру А. И. Гучкова в теплой шапке и пальто с барашковым воротником; рядом с ним шел В. В. Шульгин. - Оба они были окружены, словно конвоем, несколькими железнодорожниками, вышедшими по обязанности службы встречать столичных гостей; впереди же двигавшейся к царскому поезду группы шел дежурный флигель-адъютант, кажется Полковник Мордвинов или Герцог Лейхтенбергский.
Я понял, что из царского поезда последовало депутатам приглашение проследовать непосредственно к Государю; поэтому, пропустив {236} мимо себя шедших, я вернулся в вагон и поделился своим выводом с Генералом Русским.
- Ну что же, сказал последний, у нас нет никаких тайных соображений, чтобы пытаться изменить установленный сверху порядок встречи. Я думаю, что для дела было бы полезнее предварительно обсудить создавшуюся обстановку до приема Государем Гучкова и Шульгина. - Теперь же подождешь здесь, пока за нами пришлют.
***
Через некоторое время мы - не помню теперь через кого - получили приглашение Государя пройти к нему в вагон.
В прихожей вагона на вешалке висели два как будто мне уже знакомых штатских пальто; почему то резким пятном они бросились мне в глаза.
- Они уже там, мелькнуло у меня в мозгу!..
И действительно! - В хорошо знакомом мне зеленоватом салоне за небольшим четырехугольным столом, придвинутым к стене, сидели с одной стороны Государь, а по другую сторону лицом ко входу А. И. Гучков и В. В. Шульгин.
Тут же, если не ошибаюсь, сидел или стоял, точно призрак в тумане, 78-милетний старик - граф Фредерикс...
На Государе был все тот же серый бешмет и сбоку на ремне висел длинный кинжал.
Депутаты были одеты по дорожному: в пиджаках и имели "помятый" вид... Очевидно, на них отразились предыдущие бессонные ночи, путешествие и волнения... Особенно устало выглядел Шульгин, к тому же, как казалось, менее владевший собою... Воспаленные глаза, плохо выбритые щеки, съехавший несколько на сторону галстук, вокруг измятого в дороге воротника...
Генерал Рузский и я, при входе, молча поклонились. - Главнокомандующий присел у стола, а я поместился поодаль - на угловом диване.
Вся мебель гостиной была сдвинута со своих обычных мест к стенам вагона и посредине образовалось свободное пространство.
Кончал говорить Гучков. - Его ровный мягкий голос произносил тихо, но отчетливо роковые слова, выражавшие мысль о неизбежности отречения Государя в пользу Цесаревича Алексея, при регентстве Вел. Кн. Михаила Александровича...
- К чему эти повторения, подумал я, упустив из виду, что депутатам неизвестно решение Государя, уже принятое днем, за много часов до их приезда...
В это время плавная речь Гучкова как бы перебилась голосом Государя.
- Сегодня в 3 часа дня я уже принял решение о собственном отречении, которое и остается неизменным. - Вначале я полагал передать престол моему сыну Алексею, но затем, обдумав положение, переменил свое решение и ныне отрекаюсь за себя и своего сына, в пользу моего брата - Михаила... Я желал бы сохранить сына при себе и вы конечно {237} поймете, - произнес он волнуясь, - те чувства, которые мною руководят в данном желании...
Читать дальше