Наталья Давыдова - Полгода в заключении (Дневник 1920-1921 годов)

12 часов.

Обычная прогулка. На воздухе немного успокоилась. День тихий, без ветра. Как только вернулись, позвали И-ну в контору. Ее одну - без меня. Она долго не возвращалась, я отложила работу. Все смотрела в дверь. Наконец И-на вернулась, но странная, - в глаза не смотрит, - и глаза красные.

{103}

Вечером.

Я поняла все... и растущую тревогу. Кирилла не стало. Его короткая жизнь окончена, здесь, в тюрьме. Это случилось на рассвете. За три часа до конца ему объявили, что он свободен.

Следующее утро.

Говорят, он лежит в мертвецкой. Возле него - другой юноша, немного старше, лет восемнадцати, тоже с закрытыми навсегда глазами. Говорят, хоронить будут сегодня, кажется, в два часа Хлопочут, чтобы меня допустили к нему. Друзья толпой стоят у ворот.

6 часов.

Ждала все эти часы, думала, что разрешать пройти к нему. То давали разрешение, то отказывали.

Много раз бросалась я идти туда, но мне запретили. Наконец, прислали разрешение подойти к окну, и из окна коридора посмотреть. когда пронесут его.

Взяли слово, что я буду спокойна... И-на открыла форточку для меня. Ворвался ветер, раздался оглушительный выстрел - и стекла окна посыпались во все стороны.-Это караульный стрелял, чтобы я не смотрела.

{104} Я закричала на него... Когда он узнал все, он отошел и велел и другим не стрелять.

Принесли Кирилла на руках и перед моим окошечком, - стоя лицом к тюрьме, - священник отслужил панихиду.

Унесли Кику из тюрьмы на руках. Несли в гробу. Получила записку. "Bсе друзья несут Кирилла и плачут о нем; умоляем сохранить спокойствие". (Те же друзья-художники, как я потом узнала, прикрыли и одели моего мальчика после смерти... Каждый давал, что мог. С него и юноши, который лежал возле него, было снято и унесено все вплоть до белья; мертвых и голых возвращала их тюрьма обратно.)

--

Ночью поднялась буря, небывалая, чудовищная. В жизни ничего подобного не видала. Тряслась вся тюрьма, окруженная пустырями. Тряслись стены, скрипели полы, двери, окна. Крыша, казалось, должна была нас задавить, так бил по ней сорвавшийся ветер. Окна с рамами то и дело срывались с петель, стекла ежеминутно падали и бились в куски. Никогда не забуду этой ночи...

Молча мы с И-ной сидели и прислушивались к тому, что делалось. Утром все утихло

18-го января.

Много дней не писала, не могла. В душе одно сплошное и огромное страдание.

{105}

20-го января.

Вечером вошли к нам в камеру двое мужчин в меховых шлемах. Один оказался помощником председателя Чека. Он спросил: "Где Д-ва?"

Я сидела на койке, как всегда теперь закутанная в платок. Я отозвалась, не вставая с места.

- "Ваше дело просмотрено и скоро будет окончено".

Я молчала. Он помялся.

- "Ваш сын скончался от болезни в тюрьме", - почему-то прибавил он.

Я продолжала молчать.

{109}

ЛАГЕРЬ

25-го января.

Нас приговорили, И-ну и меня, к трем годам принудительных работ и перевели в лагерь. Пришли за нами вчера на рассвете.

Громко за дверью крикнули: "Д-ва, И-на, в лагерь".

Еле успели одеться, схватили вещи, пришли торопить. Двойра и Мария Павловна плакали. - Выйти из тюрьмы мне было еще невыносимее, чем оставаться.

Тюрьма как-то срослась с моим горем. А тут нужно выходить и все разрывать опять...

Я холодно спустилась вниз. Внизу перерыли нам карманы и книги и отпустили. Сухо простились с начальством. Конвойные отвели нас в мужскую тюрьму.

Дрогнуло сердце при виде места, где еще так недавно прощались мы с Кикой. Портрет Ленина там же, но как все изменилось!

{110} В прихожей - солдаты, как тогда. Всюду винтовки. Один солдат подошел, заговорил и вдруг вспомнил "мальчика в кэпке". Он его почему-то запомнил. - "Как же, как же не помнить". - Он видимо искренно пожалел его, когда узнал все.

Наконец, нас повели к лагерю. День был сильно ветреный, шли быстро и молча, сначала по дороге, потом по грубо вспаханному полю. Куски земли были так велики, что мы то и дело спотыкались, и сухая земля засыпала ноги.

Шла довольно большая толпа. Двигались очень быстро, как всегда. Слабые и больные отставали. На них кричали конвойные. Было несколько на вид тифозных или только что вставших от тифа. Особенный цвет их лица бросался в глаза.

Они еле передвигались, но старались не отставать. Одна молодая женщина с горящими щеками вся разрывалась от кашля. Она сурово шла, не оглядываясь и стараясь не отстать, но была не в силах, и на нее тоже покрикивали.

Нас привели к огромному, красному зданию, где во дворе сидела и стояла большая, терпеливая толпа. Женщины и мужчины находились вместе. Через двор провели в какую-то грязную комнату, потом в другую. Долго ждали среди людей, мешков и узлов.