Андрей Мартьянов - Прогулки по средневековью

Вот вам и еще один кирпичик в устойчивый образ инквизиции как главного пугала Средневековья.

Впрочем, Генри Чарльз Ли, добросовестно использовавший архивы и собравший уникальный материал, был далеко не первым обличителем Sanctum Officium, он лишь продолжил традицию, уходящую не так чтобы совсем в глубину веков, но весьма старинную.

Следующее известное имя в плеяде создателей «черной легенды» — испанец Хуан Антонио Льоренте. Тоже довольно занятный персонаж: католический священник и чудовищный графоман, по молодости сочинявший изумительно унылые пьески о пользе добра, которые не могли вызвать никакой иной реакции кроме зевоты и желания срочно пойти в кабак.

Родился Льоренте в 1756 году и, как многие отпрыски бедных дворянских семей, выбрал церковную карьеру, до поры до времени продолжавшуюся вполне успешно. Кроме написания нравоучительно-раздирательных мелодрам в свободное от исполнения служебных обязанностей время, он еще занимался каноническим правом, получил докторскую степень и всего в двадцать шесть лет был назначен на должность генерального викария епископата Калаоры — то есть стал первым заместителем епископа.

Вскоре стало ясно, что успехов на поприще Мельпомены Хуану Антонио Льоренте не снискать, а потому он приложил свой талант к философии, накатав устрашающее количество пустеньких схоластических статеек, позже взялся за жизнеописания местночтимых святых — работа крайне неблагодарная, но принесшая ему членство в Королевской академии святых канонов, литургии и церковной испанской истории в Мадриде, а это могло означать дальнейшее продвижение по службе и епископскую митру в будущем…

Но тут, как говорится, что-то пошло не так. Льоренте увлекается рационализмом и Декартом, начинает сомневаться в «папистском пути», но, поскольку кушать хочется, принимает назначение на должность комиссара Священного трибунала в городке Логроньо — то есть становится профессиональным инквизитором. Как мы помним, испанская инквизиция уже много столетий подчинялась королям, а не Риму.

Мужчины, осужденные и приговоренные инквизицией к сожжению заживо; Бернар Пикар, гравюра, 1722 год

Невзирая на отсутствие предков, привлекавшихся к суду по линии инквизиции и чистоту крови (никаких евреев и арабов среди пращуров!), через несколько лет Льоренте попадает под подозрение в сочувствии еретикам и (о ужас!) «просветительским» идеям, ставшим особо популярными после Великой французской революции. В итоге его обвиняют в причастности к делу янсенистской общины (ересь, возникшая в XVII веке, проповедовавшая предопределение и необходимость наличия божественной благодати для спасения), после чего Льоренте снимают с поста секретаря инквизиции, отправляют в заточение в монастырь, конфискуют библиотеку и штрафуют на 50 дукатов. Видимо, непосредственных доказательств впадения в ересь не обнаружили, потому Льоренте отделался легким испугом и материальными потерями.

Мужчина и женщина, осужденные и приговоренные инквизицией к сожжению заживо; Бернар Пикар, гравюра, 1723 год

В 1808 году Льоренте неожиданно всплывает не где-нибудь, а в свите маршала Жоашена Мюрата, выдающегося соратника Наполеона. Бывший инквизитор приносит присягу новому королю Испании — Жозефу Бонапарту, правившему под именем Хосе I, и визирует конституцию. В 1809 году, после запрета инквизиции новыми властями, Льоренте становится руководителем архивной группы, которая изучает документы Священного трибунала и получает распоряжение приступить к созданию истории испанской инквизиции — разумеется, с бонапартистской и антиклерикальной точки зрения…

В 1813 году испанцы совместно с англичанами с грохотом вышибли французов из Испании, и Льоренте бежал в Париж по вполне понятным соображениям — ему грозила не только смерть за измену, но и суд инквизиции, восстановленной после свержения Жозефа Бонапарта. Судить было за что — бывший священник весьма рьяно содействовал французским властям в закрытии монастырей, конфискации церковного имущества и прочих непотребствах, возмутительных с точки зрения фанатичных испанских католиков. Ренегатства и сотрудничества с ненавидимыми оккупантами ему не простили, да и не могли простить.