Желая отдохнуть, я села в ожидании обеда в комнате, смежной с той, где императрица обыкновенно играла в шахматы.
Когда был подан обед, Екатерина, проходя через комнату, обратилась ко мне и громко сказала, чтобы слышала вся ее свита: «Я нарочно хотела оставить вашего сына юнкером еще на один день и в этом качестве пригласила его обедать с собой, чтобы показать мое отличное внимание, с которым я ставлю ваших детей выше всех других».
Этот комплимент возымел свое действие; он был выражен неподражаемо деликатно и так ловко напомнил о забытом обещании.
За обедом Екатерина посадила меня около себя и говорила исключительно со мной. Хотя я была хорошо настроена и чувствовала себя недурно, но есть ничего не могла, что вызвало замечание государыни. Она сказала, что мне необходимо немного отдохнуть и что комнаты уже приготовлены для меня. Я была очень рада встретить такое милое внимание и собралась с силами, чтобы сопутствовать императрице во время ее вечерней прогулки. Она опять приноравливалась к моей слабой походке, останавливала меня и при каждом повороте давала отдохнуть. По окончании прогулки я села в карету и отправилась в Петербург, боясь быть вдали от дома в своем положении.
На другой день я получила от Екатерины копию указа, по которому мой сын был произведен в капитаны Семеновского гвардейского полка, что давало ему чин лейтенант-полковника. Я была необычайно рада, Дашков еще больше. Спокойствие духа и прекрасная летняя погода поправили мое здоровье скорее, чем я надеялась.
Когда двор переехал в Петербург, на этот раз раньше обыкновенного, я явилась поблагодарить Екатерину за производство сына. Императрица приняла меня так же благосклонно, как и в Царском Селе. На следующий вечер пригласила в эрмитажный театр – честь, доступная немногим, потому что он был очень тесен, а отделка его еще не окончена.
На следующий день я повезла своих детей на обед к первому министру, графу Панину, дача которого была недалеко от нас. Во время обеда явился офицер и подал мне письмо от князя Потемкина, написанное по приказанию императрицы. В этом письме Екатерина предложила мне назначить по собственному моему выбору имение, за исключением поземельной казенной собственности, которая в силу нового распоряжения признавалась неотчуждаемой. Я искренне благодарила императрицу за ее доброе желание, но в то же время отвергла всякий выбор со своей стороны, предоставив ей самой назначить, что вполне удовлетворит меня.
Через два дня я получила другое письмо от князя. Он уведомил меня, что ограничения относительно приобретения коронных земель не распространяются на Белоруссию. Напротив, государыня желала бы отдать их под управление русских дворян. Если такое приобретение согласуется с моими желаниями, то я могу выбрать себе свободные участки, более плодородные, чем в самой России.
Отвечая на письмо, я возразила так: «Если наследственные владетели принимают ответственность перед правительством в употреблении таких прав, перешедших к ним от предков, то собственники крестьян и земель, творимые по одной милости государя, еще строже должны отвечать за свои обязанности. Мои распоряжения в управлении имением детей именно основывались на этом убеждении; к счастью, польза их доказывается возрастающей промышленностью, благосостоянием и счастьем крестьян, подвластных мне. Но могу ли льстить себя надеждой на тот же успех в управлении полупольского и полуеврейского народонаселения, не знакомая ни с их образом жизни, ни с языком? Заботясь об их улучшении, я не найду и половины удовольствия в таком владении».
Мы обменялись несколькими письмами по этому предмету; в заключение я объявила, что все, что императрица признает моей собственностью, я принимаю как неожиданный и незаслуженный дар.
Через два дня я получила письмо от первого секретаря, графа Безбородко, с приложением копии указа, по которому мне жаловалось поместье Круглово с двумя тысячами пятьюстами мужиков. Это имение прежде принадлежало гетману Огиньскому и в его руках было очень обширным, занимавшим много земли на обоих берегах реки Друти. Но при первом разделе Польши, когда эта река была положена границей Белоруссии, многие леса и деревни, самая лучшая часть имения, осталась на польской территории.
Кажется, императрица не знала об этом раздроблении земли и была уверена, что все Круглово принадлежит мне и что подарок ее равняется тем имениям, которые она раздавала своим первым министрам. Это, между прочим, было заметно из ее слов, когда я приехала поблагодарить ее. «Я очень счастлива, – сказала она, – что такое обширное имение перешло в ваши руки. Огиньский, как неблагодарный владетель, не заслуживал его».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу