Джудит Херрин - Византия. Удивительная жизнь средневековой империи

Византийская научная активность стала возможной благодаря образовательной системе, которая основывалась на древнегреческой программе и поддерживалась глубокими знаниями выдающихся языческих текстов. В то время как церковь добавляла собственный компонент из теологических и духовных писаний, он никак не мог соперничать с подготовкой, обеспечиваемой изучением древних материалов. Светская практика веками проникала во все части империи. При благоприятных обстоятельствах она вела к оригинальному и сложному анализу, как, например, в стихах монахини Кассии или монаха Иоанна Геометра, трудах епископов Иоанна Мавропода (он же Мавроп, Мавропус) и Георгия Хиониада, Анны Комнины и членов ее литературного кружка, философов Михаила Пселла и Георгия Гемиста Плифона. Как показал Иоанн Мавропод в молитве за души Платона и Плутарха, византийские интеллектуалы высоко ценили моральные качества некоторых дохристианских авторов.

Византийцы, не имевшие серьезного образования, тоже проявляли любопытство к трудам древних авторов, интересовались, как строились их города, о ком сделаны дохристианские надписи, кого изображают скульптуры. Эти философы-самоучки изучали другой аспект языческого прошлого, занимались идентификацией античных зданий, памятников и бюстов, которые продолжали украшать города Ближнего Востока даже в позднем Средневековье. Разумеется, они нередко ошибались, путали античные идеи и христианские. К примеру, они считали, что Афина, богиня-девственница, была прообразом Девы Марии – Богоматери. Но языческая приверженность Плифона Зевсу, результатом которой стала его литургия древним богам, не могла бы расцвести столь пышно, если бы не существовало давней традиции изучения Древнего мира.

При дворе и в домах знати образование давали не только сыновьям, но и дочерям, поэтому женщины в Византии играли необычно большую роль. Конечно, все зависело от обстоятельств, но, в принципе, они могли влиять на ситуацию даже в высших слоях общества. Некоторые осуществляли влияние косвенно, но иногда открыто – через мужчин-правителей. Такими, к примеру, были императрицы Ирина и Феодора, остановившие иконоборчество, или сестры Зоя и Феодора – последние представительницы Македонской династии. Почти 1200 лет череда выдающихся женщин, начавшаяся от Елены, матери Константина Великого, которая в 326 г. отправилась в паломничество в Иерусалим, чтобы строить церкви и раздавать войскам деньги, и до Елены Палеологины, супруги Иоанна II, правителя Кипра из Лузиньянов. Она была регентшей на острове с 1442 до 1458 г.

Восхищение классическим прошлым отличало Византию от западного христианства на протяжении всего раннего Средневековья. Византийская преданность была долгой и неизменной, являясь не только источником вдохновения, но и своего рода ограничением. Хотя имели место особенно яркие творческие периоды, например конец XIII – начало XIV в., в них, строго говоря, не было ничего фундаментально нового. И наоборот, когда итальянцы начали исследовать свое дохристианское прошлое, они сумели вызвать всплеск интереса, который положил начало тому, что мы сегодня называем Возрождением. Их сравнительная оторванность от греческой и римской мысли и культуры вызвали любопытство и энтузиазм иного рода, которые привели к исключительно самоуверенному обращению с наукой и к рождению светской истории. Следуя этой традиции, западное Просвещение заклеймило византийскую культуру как иррациональную или неуместную, несмотря на то что ее лидеры заложили основы современного изучения истории. Надеюсь, я сумела объяснить, что они не смогли оценить.

Таким образом, Просвещение продолжило западный антагонизм к Византии, который строился на протяжении многих веков. Хотя тысячелетнее существование Римской империи на Востоке имело для Запада жизненно важное значение и обеспечило его необходимыми ресурсами, тем не менее начиная с VIII в. и далее в отношении к Византии прослеживается отчетливая враждебность. Византия была не только ответственной за иконоборчество, осужденное как ересь; даже использование византийцами греческого языка виделось в негативном свете, поскольку этот язык считался неразрывно связанным с языческим дохристианским миром. Такая нетерпимость не смягчилась даже после окончательного осуждения в 843 г. иконоборчества. Даже наоборот. Как убедительно показал Крис Уикхэм, отношение Запада стало даже более неприязненным – Ноткер назвал греков трусами и глупцами. Тенденция укоренилась надолго.