Пока гонцы искали Леона по всей Москве, опасаясь гнева царского за медленное исполнение приказа, старик Захарий сидел в своей узкой и темной клетушке, слабо освещенной мерцающим огоньком, и с суровым видом говорил гостю:
- Нет, Леон, не будет из тебя проку! Не умеешь ты жить как следует и о завтрашнем дне помышлять...
- За что ты бранишь меня, Захарий, - пылко возразил Леон. - Я не уклоняюсь от работы... я встаю с зарею и хожу всюду, куда только позовут меня. Что же делать, если здесь грубые люди и не верят в науку...
- Не верят в науку! Встаешь с зарею! - проворчал Захарий. - Так. А когда тебе подвернется выгодное дело - ты отказываешься.
- Захарий! Вспомни!..
- Помню я отлично...
Леон пожал плечами. Он был поражен словами старика и не знал, что возразить.
- Я тебя считал смелее, - продолжал Захарий. - Думал, что ты действительно хочешь разбогатеть, а ты... Тебя звали лечить князя Боброва, а ты отказался... Тебя хотели позвать к царевичу, а ты спрятался, как вор, и сидишь здесь тайком...
- Захарий! Не знаешь ты разве, какой ответ приходится принимать! Не помнишь несчастной судьбы немчина Антона!
- Расскажи, Леон... что-то не помню я, - с лукавой усмешкой заметил старик, сдвигая на лоб порыжевшую шапочку, из-под которой висели длинные, седые пейсы.
В комнате было почти темно, и Леон не заметил хитрого выражения глаз Захария. Он думал, что старик в самом деле не знал трагической судьбы Антона.
Взволнованным тоном начал он рассказывать, как в Москву вслед за иноземцем архитектором Аристотелем был вызван немец Антон, тоже лекарь. Его берегли и ласкали при дворе Ивана Васильевича, и он считал себя в полной безопасности. Но несколько лет тому назад Антону поручили лечить татарского князька, Каракуча. Болезнь оказалась смертельной, и, когда князек умер, отец Каракуча обратился с челобитной к Ивану III.
- Выдал царь беднягу Антона, - заключил Леон, - и мне передавали, как мучили несчастного, пытали и терзали, а затем повели под мост и зарезали как... как... барана. Ужасная сцена! Даже русские плакали... даже им становилось жаль безвинную жертву.
- Дурак он был! - коротко отрезал Захарий.
- За что ты бранишь его?
- И ты глуп, Леон, если не понимаешь...
- Мы говорим на одном языке, Захарий, одному Богу поклоняемся, но твои речи...
- Погоди, Леон... Только оттого, что мы родичи, оттого, что слова наши не понять московским медведям, я и скажу тебе. Для чего ты приехал в эту дикую страну? Хочешь составить капитал и жить привольно под родным небом? Так? Ну и будь умнее Антона... Смерть Каракуча никому не была нужна, так и не надо было его морить...
- Захарий! И ты полагаешь, что Антон?..
- Я знаю людей, Леон... Есть глупые и умные, а честных... И нет их, да и не нужны они... Что мне за дело, честно или подло будешь ты лечить меня, а ты сделай, чтобы я здоров был. Антон слишком много читал книг... У него помутился рассудок, и он не сумел понять то, что нужно. Смотри: не было бы с тобою того же... Тебе предлагают богатое дело, а ты... ты, как ребенок несмышленый, пугаешься последствий. Я сказал тебе, что надо сделать, а ты начал мне возражать... спорить...
- О, Захарий, что ты мне предлагаешь! - как стон вырвалось у Леона.
- Счастье, богатство...
Леон отрицательно покачал головой.
- Подумай хорошенько, Леон. Я на ветер слов не бросаю... Не хочешь не надо. Только Раи тебе не видать как своих ушей. Я отдам ее замуж... завтра же просватаю и отправлю из Москвы.
Захарий вышел из комнаты, заслышав, что кто-то стукнул кольцом у калитки, а Леон опустился на скамью бледный как мертвец.
Старик передал ему, на какое выгодное дело призвали его, но к кому именно не говорил. "Он должен был лечить молодого боярина и... не вылечить". Если болезнь затянется - ему дадут много золота; если боярин умрет - количество золота увеличится и даны будут все средства для бегства из Москвы.
Леон с презрением отверг это предложение.
- Не палач я, - сказал он, - я лечить могу, помогать недужному, а не вливать в рот больного тайную отраву.
Захарий понял, что золото не соблазняет Леона, и упомянул о Рахили. Молодой человек невыразимо страдал. Любовь и чувство долга боролись в нем, и он не мог произнести решительного слова.
В это мгновение до слуха Леона донеслись вопли Рахили. Он вскочил и бросился к дверям.
- Батюшка, батюшка, - по-еврейски говорила Рая, заливаясь слезами, не неволь меня за Якова... Я не люблю его... Ты знаешь... Я Леона люблю... мы обещали друг другу...
- Ты должна забыть Леона! Он недостоин тебя! Сегодня придет Яков... Оденься получше, и чтобы слез не было...
Читать дальше