Евгений Понасенков: Правда о войне 1812 года

В шифрованной ноте посла Сардинского короля Жозефа де Местра, уже поздно ночью командующий обратился к обергофмаршалу Николаю Александровичу Толстому: «Вы должны отговорить императора, потому что мы проиграем битву наверное». Но ему резонно ответили: «Мое дело — соусы да жаркое; а ваше дело — война, занимайтесь же ею». [5] Там же. В итоге утром 2 декабря Кутузов приказал начать обходной маневр, а Наполеон нанес главный удар в плохо защищенный центр противника, а затем в тыл колонам обхода. Русско-австрийская армия было рассеяна, потеряв около трети солдат. Герой Аустерлица, будущий генерал и декабрист Михаил Александрович Фонвизин записал:

«Наш главнокомандующий из человекоугодничества согласился приводить в исполнение чужие мысли, которые в душе не одобрял». [6] Троицкий Н. А. «Александр I и Наполеон». М., 1994, с. 106.

За разъяснением причин поведения Кутузова, его роли в катастрофе в Австрии и позднейшим неудачам мы обратимся к запискам генерала от инфантерии и Новороссийского генерал-губернатора Александра Федоровича Ланжерона, который на протяжении почти всех кампаний находился при нем, а под Аустерлицем командовал обходной колонной войск:

«Кутузов, будучи очень умным, был в то же время страшно слабохарактерный и соединял в себе ловкость, хитрость и действительные таланты с поразительной безнравственностью. Необыкновенная память, серьезное образование, любезное обращение, разговор, полный интереса и добродушие (на самом деле немного поддельное, но приятное для доверчивых людей) — вот симпатичные стороны Кутузова. Но зато его жестокость, грубость, когда он горячился или имел дело с людьми, которых нечего бояться и в то же время его угодливость, доходящая до раболепства по отношению к высокостоящим, непреодолимая лень, простирающаяся на все, апатия, эгоизм, и неделикатное отношение в денежных делах, составляли противоположные стороны этого человека.

Кутузов участвовал во многих сражениях и получил уже тогда настолько опыта, что свободно мог судить как о плане кампании, так и об отдаваемых ему приказаниях. Ему легко было различить достойного начальника от несоответствующего и решить дело в затруднительном положении, но все эти качества были парализованы в нем нерешительностью и ленью физической и нравственной, которая часто и была помехой в его действиях.

Однажды, в битве, стоя на месте, он услыхал издалека свист летящего снаряда; он настолько растерялся, что вместо того, чтобы что-нибудь предпринять, даже не сошел со своего места, а остался неподвижен, творя над собой крестное знамение. Сам он не только никогда не производил рекогносцировки местности и неприятельской позиции, но даже не осматривал стоянку своих войск, и я помню как он, пробыв как-то около четырех месяцев в лагере, ничего не знал, кроме своей палатки». [7] «Фельдмаршал Кутузов. Документы. Дневники. Воспоминания». М., 1995, с. 327; далее — «Кутузов, 1995».

В этом отрывке как бы логически выведена та концепция роли личности в истории, которая позднее будет воспринята Львом Толстым и, по несчастью, спроецирована на всех без исключения деятелей мировой истории.

После нескольких лет, проведенных вне зоны военных предприятий, в 1808 г. Кутузову доверяют командовать небольшим корпусом в кампании против Турецкого паши, но после провала штурма крепости Браилов, Кутузова увольняют и отсылают заведовать гарнизоном в Литву. Однако судьба ему благоволит: после разгрома турецкой армии тридцатитрехлетний командующей российскими войсками на турецком фронте Николай Михайлович Каменский неожиданно заболевает лихорадкой и умирает в мае 1811 г. Его обязанности поручают исполнять «старшему по званию» Кутузову; задача — скорейшее подписание мира с побежденным пашой. [8] Понасенков Е. Указ. соч., с. 61. Это (подписание мира) было тем более важно в виду надвигающейся войны с Наполеоном. Однако Кутузов умудряется год оставаться в бездействии (исключая случай, когда он все же «проснулся», и, переходя с одного берега реки на другой, сумел все же запутать и потрепать один турецкий отряд), доводя правительство до «крайней степени раздражения».

Помимо вышеописанных черт характера ему мешала (в этом он признавался своим адъютантам) заключить долгожданный мир боязнь назначения в группировку, противостоящую Наполеону. 18 апреля 1812 г. он писал жене:

«Ежели бог даст, что сделаю мир, то боюсь, допустят ли меня до Петербурга. Впрочем, кажется, что мне при армии делать нечего. Места, слава богу, заняты достойными людьми». [9] «М. И. Кутузов. Письма. Записки». М., 1989, с. 285; далее — «Кутузов, 1989».