Бригита Йосифова: Декабристы

Доктор Вольф получил разрешение выходить из тюрьмы, когда пожелает, при конвое осматривал и лечил больных, не особенно сетуя на то, что его визиты в село проходили под звон невольничьих оков.

Через своих близких декабристы выписывали из-за границы новую медицинскую литературу, ценные лекарства, медицинские инструменты. Аптека тюрьмы их усилиями постоянно пополнялась самыми необходимыми медикаментами.

Однажды доктор Вольф спас от неминуемой смерти жену одного богатого сибирского золотоискателя. В знак благодарности тот подарил доктору две сумки: одну наполненную чаем, а другую — золотом. Доктор Вольф горячо поблагодарил за подарок, но от золота отказался, принял только чай.

Другой сибирский богач, вылеченный доктором Вольфом, послал ему 5 тысяч рублей и письмо, в котором писал, что если доктор не примет деньги в знак благодарности и дружбы, то он бросит их в огонь. Но бескорыстный доктор Вольф отказался от платы и на этот раз.

В 1854 году, за два года до амнистии, доктор Вольф умер, завещав перед смертью все свое имущество товарищам по заключению.

Похоронили его в городе Тобольске рядом с могилой Александра Муравьева.

И еще долгие годы в Сибири хранили рецепты доктора Вольфа, передавали их из рук в руки, завещали своим наследникам, а имя его произносилось с неизменным почтением и уважением.

В день восстания 14 декабря 1825 года в двадцати шагах от императора находился полковник Булатов. Под мундиром он прятал два заряженных пистолета, из которых намеревался стрелять в Николая I. Но какая-то моральная преграда не позволила ему убить человека, который и не подозревал об этом.

Булатов был известен своей отвагой, проявленной в войне против Наполеона. Во главе своей роты, двигаясь на несколько шагов впереди ее, он героически штурмовал неприступные французские батареи, не робея под свистом неприятельских пуль…

А когда перед ним стоял сам император, самый большой их враг, он, полковник Булатов, не решился стрелять.

Когда арестованного Булатова доставили в Зимний дворец, Николай I был удивлен, увидев его в числе бунтовщиков.

В ответ на это Булатов откровенно заявил, что, наоборот, он удивлен, что видит перед собой императора.

— Как это понимать? — спросил Николай I.

— Вчера я стоял два часа в двадцати шагах от вашего величества, — смело ответил полковник, — с заряженными пистолетами и имел твердое намерение убить вас. Но всякий раз, когда брался за пистолеты, сердце мое не позволяло сделать это.

Николай I был потрясен этим признанием. Он приказал отправить Булатова в крепость, но поступать с ним предупредительно. Ему действительно приносили хорошую пищу, но он не дотрагивался до нее. Булатов покончил с собой, разбив голову в стенах крепости, которую клялся взять штурмом…

Это рассказал декабристу Розену плац-адъютант Николаев, добавив:

— Булатов сделал это от. глубокого раскаяния.

— В чем же ему было раскаиваться, если он никого не убил и все время стоял в стороне, как и многие другие зрители? — спросил Розен.

Булатов покончил с собой не из-за раскаяния в намерении убить царя, а из-за неисполненного долга перед своими товарищами.

Понимание чести у декабристов не совпадало со взглядами и принципами императора.

Во время допроса Ивана Анненкова Николай I задал ему вопрос:

— Если вы знали, что есть такое общество, отчего вы не донесли?

— Тяжело и нечестно доносить на своих товарищей, — ответил Анненков.

— Вы не имеете понятия о чести! — кричал император. — Знаете вы, что вы заслуживаете?

— Смерть, государь.

— Вы думаете, что вас расстреляют, что вы будете известны. Нет — я вас в крепости сгною!..

И вот снова, в который раз, император сталкивается с этим странным для него, наполненным другим содержанием понимания чести.

Перед ним стоит сын знаменитого генерала Раевского, Александр Раевский, брат Марии Волконской.

Александр Раевский не был декабристом. Но он знал о существовании Тайного общества.

— Что же ваша клятва! — недовольно хмурится император.

— Государь! Честь дороже клятвы. Если презреть первую, человек не сможет жить, а без второй он сможет просуществовать.

«Со всем человек может свыкнуться, — писал из заключения Александр Иванович Одоевский, — кроме того, что оскорбляет человеческое достоинство».

Пушкин направил своим товарищам в Сибирь стихи, в которых просил хранить их «гордое терпение»! Хранить с достоинством и гордо.