Теперь я хотел бы, товарищи, сказать, здесь товарищи выступали и выступали военные — маршалы, но я повторюсь.
Товарищи, если говорить о Жукове, я его на фронте видел и я всегда говорил Сталину о Жукове хорошее. Когда Сталин поставил вопрос о Жукове и выгнал Жукова с поста командующего сухопутными войсками, я лично не разделял этого мнения.
А тт. Конев и Соколовский на главном Военном совете, когда решался вопрос, выступили в защиту Жукова. Умер Сталин, мы сейчас же взяли Жукова в Москву, сначала заместителем, потом министром, дали ему все партийные почести, оказали ему исключительное политическое доверие. Но т. Жуков оказался несостоятельным политическим деятелем, он закусил удила и стал уже изображать нового Кузьму Крючкова, [261]который сразу по 11 немцев на пику поднимал. Во-первых, был ли такой Кузьма Крючков, а во-вторых, если был, то сумасшедший, — 11 человек не поднимешь на пику, пику сломаешь.
Нельзя так преувеличивать свою роль. Жуков начал восхвалять себя, что он не имеет поражений во всех сражениях, которые проходили под его руководством. Как же так? Не имеет поражений, а советские войска откатились к самой Москве, Ленинград в окружении, на юге откатились до Сталинграда. Кто же в этом виноват? А когда пошли в наступление, тогда Жуков герой. Это позор и Сталина. Сталин был главнокомандующим. Когда наши войска отступали, Сталин не подписывался, как главнокомандующий, а давались распоряжения, а как начали наступать, брать города, тогда стали выходить приказы за подписью Главнокомандующего всеми силами, Маршала Советского Союза Сталина. Это не хорошо для Сталина, который был в положении вождя, нужно было спокойнее смотреть и когда несчастье и делить вместе с народом горе и радость.
Жуков в какой-то степени стал копировать Сталина и даже превзошел его в этом деле.
Вы знаете, как сложилась война. Буквально на второй день мне позвонил Сталин и сказал, чтобы я вместе с Жуковым поехал в штаб фронта, который стоял в Тарнополе, и были вместе с войсками. Тов. Жуков был там дня дватри, а я непосредственно с войсками до обратного взятия Киева. Потом уже связь меньше держал, потому что надо было управлять Украиной, но конца войны приезжал в штаб 1-го Украинского фронта, видел, что такое война, переживал горести и радости побед.
Развалился Белорусский фронт, командующего расстреляли. Правда, сейчас его реабилитировали, он не изменник, но то, что он был дурак и пьяница— в этом не может быть сомнений.
Голоса: Кто, назовите фамилию?
Тов. ХРУЩЕВ. Это командующий Белорусским фронтом Павлов, который за развал фронта в первые дни войны был судим и расстрелян. Я Павлова мало знал. Я когда-то встречался с ним в Харькове на испытаниях Т—34. Он тогда был командующим бронетанковыми войсками. Я тогда же сказал Сталину, что такой командующий производит очень невыгодное впечатление. Смотрю, его назначают в Белоруссию.
Мы расстреляли и маршала артиллерии Кулика. Это был честный человек, но, конечно, ему командовать артиллерией доверить было нельзя. Я знаю, как он командовал армией, а Сталин прислал его в состав нашего фронта. Я сразу же сказал об этом Сталину, зачем его к нам прислали. Его потом освободили и расстреляли. Почему его выдвинул Сталин? Потому, что когда под Сталинградом, в первые дни революции шли бои с казаками, тогда Кулик командовал артиллерией. Но в это время в этой артиллерии были три пушки и на это у него ума хватило, но чтобы командовать всей артиллерией Советского Союза, для этого большого дела у него уже ума не хватало… Я Сталину сказал об этом. Он мне ответил: нет, вы его не знаете, он храбрый человек. Верно, он храбрый, слов нет. Но храбрость нужна и солдату, а командующему помимо храбрости нужен еще и ум, потому что от этого зависит жизнь тысячи людей. Храбрость он может проявить и умереть, но какому дураку нужна его храбрая смерть, когда он своей храбростью положит тысячи людей. Вот так расставлялись кадры.
Белорусский фронт развалился. Я помню Киевским Военным особым округом командовал тов. Кирпонос. Это очень порядочный, хороший генерал, но он младенец для командования большими соединениями войск и фронтом. До этого он был начальником школы, но так как в то время большое количество бывшего командного состава было расстреляно, ему дали дивизию, а после дивизии дали фронт. Конечно, у него не хватало опыта и знаний для того, чтобы справиться с таким большим количеством войск. Я это видел, и когда Жуков приехал к нам, и мы с ним встретились в Тарнополе, я ему сказал. Я должен вам сказать, что он произвел на меня очень хорошее впечатление, что это человек, имеющий большой опыт. Когда Жуков от нас уезжал, я прямо-таки пожалел, потому что положение у нас сложилось тяжелое, но я не знал, что Белорусский фронт, который у нас был с правого фланга — его уже нет, что там уже люди перенарядились в свитки и уходят через болото, кто как может. Вот Жуков уехал в Москву. Я сказал об этом на Пленуме, Жуков отказаться не может, потому что на это есть документ. Немцы сосредоточили свой удар против нас (я имею в виду наш фронт), они взяли направление Волынск — Дубна. Разгорелись упорныебои наших танковых войск, где командирами были Карпезо и Рябышев. Дрались они хорошо, но силы у противника были большие. Но в направлении Дрогобыча, на этом участке немцы даже не стреляли. Они врезались таким узким направлением, как кинжалом решили разрезать наш фронт, и потом, по частям, уничтожать. Было принято решение командующим Кирпоносом и я это решение поддерживал, как член Совета, отвести 6-ую армию, командующим этой армии был тов. Музыченко. И эта армия стала отходить, хотя и не наступали.
Читать дальше