Павел Шехтман - Пламя давних пожаров

От селения к селению весть, что в городе „дерутся“, перелетала с быстротою птицы, и „храбрецы“ каждого селения спешили в Баку „потешиться дракой“.

Поезда из Сабунчей привозили вооруженных татар сотнями. Пришлось прекратить движение поездов по этой ветке.

Иные примчались верхами…

Из селений, расположенных на линии железной дороги, татары приезжали даже на товарных поездах.

Они останавливали их среди пути и под угрозой смерти заставляли поездную прислугу везти себя в Баку.

В „Сумгаите“ (ближайшая к Баку станция Закавказской дороги) в пассажирский поезд влезла шайка человек в тридцать вооруженных берданками татар.

Станционный жандарм, знавший, что в городе происходит побоище, хотел было помешать отъезду этой шайки, но под наведенными на него дулами винтовок быстро стушевался.

— Боялся очень опоздать — объяснял мне… один из этих татар. Он… хвастался, что „прикончил своею рукою человек семь армян“…

Как я уже сказал, шайки убийц появились одновременно в разных частях города. Загремели выстрелы… После первых же выстрелов закрыты были лавки не только армян, но и татар… Улицы опустели. В домах запирали двери, наглухо закрывали окна.

Застигнутые на улицах армяне спасались бегством. Вслед им гремели выстрелы. Несчастные падали, не добежав иногда несколько шагов до дверей своего дома… Жертвы среди армян насчитывались уже десятками. В то время, когда большинство мирного армянского населения в страхе ждало со стороны полиции и войск избавления от грозящей беды, раздраженная горячая молодежь рвалась мстить за убитых родичей и единоплеменников.

Еще немного, и раздались выстрелы в проходивших кучками татар из окон и с крыш армянских домов… упало несколько человек татар. Взаимное озлобление все возрастало.

Когда на улицах больше некого было убивать, татары кинулись громить армянские лавки. Взламывали двери, стреляли внутрь лавок залпами, вытаскивали неосторожно оставшихся в лавках торговцев и зверски расправлялись с ними.

Многие армяне, оказавшись в начале побоища далеко от дома, укрывались в гостиницах, в аптеках, в других общественных учреждениях…

Опустевшие улицы стали ареной травли смельчаков, решившихся выходить из своих убежищ, и несчастных, не успевших вовремя где-то укрыться. Вот мимо окон татарской гостиницы бежит какой-то армянин. Почти одновременно три выстрела грянули, и клубки дыма взвились над окнами… Армянин упал. Невольный крик ужаса вырывается у невольных зрителей этой драмы из окон соседних домов. Он поднялся. Он только ранен и снова бежит. Новые пули летят ему вдогонку. Затаив дыхание, следят за ним невольные зрители — спасется ли? Спасся. Он выбежал уже из-под окон гостиницы и мелькнул в подъезде аптеки.

Из-за угла показывается шайка татар. С другой стороны пробирается пугливо седой старик-армянин. Завидев татар, он пытается бежать, насколько позволяют ему старые ноги. Но татары уже заметили его. С гиком кидается один из них и в два прыжка настигает армянина. Раз-два — взмах кинжала, и старик, беспомощно раскинув руки, пластом валится на мостовую. Шайка идет далее…

Сломя голову, проносится по улице фаэтонщик-татарин. Он нахлестывает лошадей, словно спасаясь от какой-то погони.

Загремел выстрел откуда-то с крыши или из окна — фаэтонщик кубарем катится с облучка. Грузное тело, судорожно корчась, остается на мостовой, а лошади уже одни продолжают свою бешеную скачку.

За вооруженными шайками следовали грабители. Ворохами, узлами тащили они награбленное добро. Один нес обувь, другой — бутылку вина, третий — штуку сукна. Кто-то, обливаясь потом, тащил большое стенное зеркало»

(«Р.С.», 22.2.1905).

Фридрих Печке:

«рассказал, как к их дому подъехал губернатор с казаками и полицеймейстером. Здесь их встретили вооруженные татары с поклонами, один из казаков отнял у татарина берданку, но губернатор приказал возвратить ее по принадлежности.

Двое из предводителей шаек громил, один из них чиновник казначейства Гаджи-бек, жаловались губернатору, что из 3-х этажного дома М. Мамиконова последовал выстрел.

Губернатор подъехал к сказанному дому, и приказал выйти на улицу домохозяину, сделал ему внушение, что если еще один выстрел из его дома последует, то он, губернатор, запрячет его туда, где он еще не был, и в заключение разрешил великодушно спрятаться от татарских пуль».

«…околоточные надзиратели гуляли по городу с папиросой в зубах, с руками в карманах, беседовали и шутили с вооруженными татарами.