Юрий Мухин - ЕСЛИ БЫ НЕ ГЕНЕРАЛЫ! (Проблемы военного сословия)

Армия СССР победила во Второй мировой, но я бы не сказал, что в глазах реальных (а не пропагандистских) граждан, ее офицеры пользовались таким уж безусловным уважением. Правда, тут все сложно, причем, как мне кажется, и по отношению к солдатам, которых наш народ безусловно отделяет от кадровых военных. В мое время парень, не служивший в армии, даже в глазах девушек был неполноценным, и срочная служба в армии никем не рассматривалась как трагедия, более того, считалось, что для мужчины она обязательна. Не могу сказать обо всем СССР, но на восточной Украине, перенесшей в свое время немецкую оккупацию, отношение к солдатикам всегда было сочувственным, если не жалостливым. Там всяк и всегда поможет солдатику, если это потребуется. Думаю, что даже на танцах, если солдаты вели себя не вызывающе, то они были более защищены, и местные парни к ним относились более снисходительно, чем к парням с соседнего района. Смешно сказать, но когда я это написал, то вспомнил, что в Москве, узнав, что тут все нищие — это профессионалы, я перестал им подавать, но всегда подаю просящим солдатам. Причем, я понимаю, что они здесь в Москве не голодны, что они собирают на бутылку, что подавать им не педагогично, но подаю. И, думаю, не я один.

Отношение же нашего народа к кадровым военным, на мой взгляд, далеко и от сочувственного, и от уважительного. На офицеров с большими чинами обычно смотрят, как на людей, «хорошо устроившихся», а таким чаще всего завидуют, но на самом деле не уважают. Думаю, что здесь работает подспудная логика: офицер нужен для войны и только война может выявить, кто из офицеров кто, но войны не было, так чего стоят твои золотые погоны и звезды? При этом должен сказать, что в народе бытовало мнение, что умный парень должен поступить в институт, а не в военное училище, и что на гражданке люди существенно умнее, нежели в армии. Моя практика этого не подтверждает, и может потому, что я по-настоящему в армии не служил, но сравнение тех офицеров, которых я знал, с теми гражданскими, которых я знал, ничего не дает — и на гражданке полно окончивших вузы тупых идиотов. Да зачем далеко ходить — ведь Россию к сегодняшнему унизительному положению привели не военные, а гражданские, правда, при подлом попустительстве армии, но все же гражданские.

Тут еще момент. И в СССР, и в Германии офицерство достаточно закрытое сообщество — казармы, полигоны, стрельбища, как правило, надежно отгорожены, и деятельности офицеров никто не видит. Возникает вопрос — как же общество может иметь мнение об офицерах, если оно о них ничего не знает? Ответ прост: закрытое общество офицеров на самом деле очень открыто — ведь и в СССР, и в Германии подавляющее число мужчин проходит через армейскую службу, и уж эти мужчины офицеров знают не понаслышке. От них и исходит информация, которая дает обоим народам основания сделать те или иные оценки, которые в немецком случае очень уважительны, а в нашем — так себе.

Я вспоминаю, что в жизни слушал, может быть, сотни рассказов приятелей и знакомых о службе в армии, но не вспомню в этих рассказах ни одного теплого слова об офицерах, хотя почему-то вспоминается рассказ о ротном старшине, которому рассказчик даже после демобилизации письма писал — так был этому старшине благодарен. Это довольно странно, поскольку у нас на военной кафедре преподавал подполковник Н.И. Бывшев, который для меня был и остался образцовым советским офицером по всем параметрам. С другой стороны, уже на лагерных сборах офицеры полка оставили очень серое впечатление, как с точки зрения своего профессионализма, так и с точки зрения своих интересов. Помнится, один капитан задолбал нас своими рассказами о том, скольких женщин он перетрахал и как. Надо думать, что он хотел, чтобы мы его за это зауважали, но ничего, кроме презрения, не добился.

Добавлю, что в рассказах отслуживших срочную службу я не помню рассказов о служебных достижениях, допустим, об отличной стрельбе или о чем-либо похожем. Как правило, все рассказы «дембелей» сводились к рассказам о самоволках, о пьянках или о конфликтах сначала с дембелями, а потом — с салагами. Я полагал, что это показатель нашего русского миролюбивого характера — отсутствия у нас удовольствия от убийства других людей и от войны, как необходимости убивать. Не отказываясь от этой мысли, сейчас, однако, думаю, что дело не только в нашем миролюбии. Поскольку я довольно долго работал руководителем, то могу сказать, что если бы рабочие вверенного мне цеха рассказывали бы знакомым только о том, как ловко они прогуливают и пьют на работе, то меня это очень сильно обидело бы. И дело не только в том, что я предстал бы никчемным начальником цеха даже в собственных глазах, но это значило бы и то, что мои люди меня не уважают, поскольку нельзя уважать человека, не делающего работу, за которую он получает деньги.