Казимир Валишевский - Иван Грозный

После всенощной в Александровской слободе Иван отправлялся в свою опочивальню, где три слепых старика должны были усыплять его своими сказками. Кроме того, сидя у его изголовья, они, вероятно, оберегали его от ночных видений и избавляли от тяжелого одиночества. Днем государь имел другие развлечения. Не отправлялся ли он, как говорили, в застенок наслаждаться видом пыток, производимых по его приказанию? Не заменял ли он там палача? Не менялось ли тогда его мрачное и угрюмое лицо, не становился ли он веселее среди этих ужасов, не сливался ли его дикий хохот с криками жертвы? Все могло быть. Но государь развлекался и менее кровавыми играми скоморохов, фокусников и медвежатников. Их собирали для него без разбора по всем захолустьям.

В новгородской летописи упоминается некий Субота Осетр, который сначала обругал и избил дьяка Даниила Бартенева, а потом спустил на него медведя с цепи. Медведь бежал за ним до самого приказа и привел в ужас целую толпу приказных, из которых многие попали в лапы разъяренного зверя. После этого случая медведя и его хозяина признали годными для царской службы. Они немедленно были отправлены в Александровскую слободу с целой ватагой скоморохов.

В слободе видную роль играли ручные и дикие медведи. Их заставляли представлять смешные сцены. С их помощью мистифицировали посетителей и пугали их. Часто травили ими не только собак, но и людей. Быть может, Горсей и не заслуживает полного доверия. Он рассказывает об одном ужасном случае, когда семь тучных монахов были обвинены в мятеже и приговорены к борьбе с шестью медведями. Они растерзали пятерых монахов, и только шестой одолел своего противника. Гуаньино рассказывает, что, когда замерзала река и на льду собирался народ для гуляний, царь имел привычку выпускать на мирную толпу нескольких своих медведей. Единичный факт такого рода мог иметь место. Но своеобразная привычка царя могла помешать народу гулять на реке. В этом случае, как во многих других, летопись, очевидно, несколько преувеличила. Она подчеркнула особенности, которые принадлежали общим нравам той эпохи. Бой с медведями в то время считался обычным и любимым развлечением народа.

Помимо всяких легенд, Александровская слобода оставила воспоминания, довольно оскорбительные для нравственности. Молитвенные обряды там сменялись пирами, превращавшимися в оргии. В жизни Грозного женщина всегда занимала видное место. Вполне возможно, что даже опричники служили для удовлетворения таких наклонностей и вкусов его страстной и неумеренной природы, которых, по-видимому, не могли ослабить в нем ни старость, ни болезни. Возможно, что этот привычный разврат принимал иногда самые отвратительные и жестокие формы. Мы допускаем, что летописцы давали большой простор своей фантазии, изображая, например, как Скуратовы и Басмановы в исступлении садизма заставляли крестьянских девушек голыми гоняться за курами и пронзали их стрелами… Впрочем, в то время даже настоящие монастыри часто походили на вертепы разврата. Нетрудно представить, что происходило у александровских «иноков». Сам игумен – царь – мог служить живым примером разврата. Он успел удалить от себя трех или четырех жен. Со смерти Анастасии семейная жизнь его не была добродетельна. Однако как же согласовать эту распущенность царя с его постоянным стремлением вступать в новые брачные союзы? По-видимому, это совершенно противоречит расхожим легендам о целых толпах женщин, будто бы приводимых в Александровскую слободу, или о гареме, повсюду сопровождавшем царя в его поездках. Иван был большим любителем женщин, но он в то же время был и большим педантом в соблюдении религиозных обрядов. Если он и стремился обладать женщиной, то только как законный муж. Поэтому он часто комично прикрывал свои вожделения обрядом церковного брака.

Второй раз Иван женился в 1561 году на полудикой черкешенке Темрюковне, названной при крещении Марией. Умерла она в 1569 году. О ней ходила молва, что она не только распущенная, но и жестокая. Через два года после ее смерти Иван избрал себе в жены дочь простого новгородского купца Марфу Васильевну Собакину. Она прожила после свадьбы всего лишь две недели. Царь уверял, что ее отравили раньше, чем она стала его женой, то есть умерла девственницей. Этим царь хотел оправдать свое намерение вступить в четвертый брак, о котором он стал думать немедленно после смерти Марфы.