Несколько раз Габель предлагал ему сделать публичное заявление о том, что сожалеет, что была война, принесшая такие страдания народам, особенно еврейскому; священник считал, что таким образом он лишит русских, утверждавших, что он не покаялся, козырной карты, и это, возможно, поможет его освобождению. В своей книге Габель писал, что тема уничтожения евреев всегда очень волновала Гесса, но он любил повторять, что сам к этому отношения не имеет. Сделать публичное заявление он отказывался, мотивируя это тем, что тюрьма не самое подходящее место для признания, которое должно быть абсолютно искренним и добровольным.
Позже, когда Габель снова затронул эту тему, Гесс решил прежде обдумать ответ. Потом он сказал, что нет нужды делать заявление в письменной форме; война и связанные с ней страдания и разруха всегда были источником его переживаний, а свою преданность делу мира он и так продемонстрировал 10 мая 1941 года.
Был ли это сознательный уход от ответственности, или же со временем он искренне поверил в это, неясно, во всяком случае, так утверждают его защитники, так говорит в своих книгах Вольф Рюдигер. Эта мысль неловко соседствует с его признанием полковнику Берду, что о плане «Барбаросса» он знал до полета; конечно, он не мог не знать о нем. Таким образом, напрашивается вывод, что он умер, так и не раскаявшись.
В 2.30 дня, то есть через двадцать минут после того, как он и Джордан спустились в сад, Джордан вернулся и доложил дежурившему французскому охраннику Одуану, что с его подопечным что-то случилось — во всяком случае об этом свидетельствует запись в регистрационном журнале: цифра «3» в числе «30» исправлена, но поверх какой цифры она написана, теперь не разобрать. Несомненно одно, что Джордан был встревожен. Вместе с Одуаном они спустились в сад, к небольшой постройке, известной под названием "летний домик", где лежал Гесс. Как он лежал и в каком состоянии, без данных отчетов и свидетельских показаний сказать нельзя, но Одуан тотчас начал мероприятия скорой медицинской помощи и, поскольку тюрьму в том месяце контролировала американская сторона, попытался связаться с американским комендантом, но безуспешно.
О том, что что-то случилось, Мелаухи узнал, когда купил Гессу новый чайник и шел назад. Как следует из его рассказа, после обеда он возвращался в тюрьму, и охранник на одной из сторожевых башен прокричал ему или показал жестами, что в "летнем домике" чтото стряслось. Он поспешил туда, и его глазам предстала сцена, как после рукопашного боя. Все было перевернуто вверх дном, стул, на котором любил сидеть Гесс, отброшен в сторону, и старик лежал неподвижно без признаков жизни. Пульс у него не прощупывался. У его ног в состоянии шока стоял Джордан. Там же присутствовали два американских солдата, которых Мелаухи раньше не видел. Он опустился у тела на колени и начал делать искусственное дыхание, один из солдат тоже последовал его примеру и, нажимая на грудную клетку Гесса, попытался запустить сердце.
Британский охранник, заступавший на дежурство после Одуана, пришел в 3.35. К этому времени прибыла машина военной скорой медицинской помощи, но Гесс все еще находился в саду. После случившегося прошло уже больше часа. Медики, проводившие мероприятия по реанимации, перенесли его в машину и повезли в Британский военный госпиталь. Согласно записи британского охранника, карета "скорой помощи" прибыла туда в 3.45, согласно записи Одуана — на мять минут позже. В 4 часа дня на работу Вольфу Рюдигеру позвонил журналист, сообщивший, что его отец при смерти. Он поспешил домой. Но только в 6.45 вечера, по его словам, он дождался звонка из Шпандау. Звонивший американский комендант тюрьмы сказал по-английски, что его отец в 4.10 дня скончался, и добавил, что он, начальник тюрьмы, посвящать его в детали не уполномочен.
На другое утро Вольф Рюдигер в сопровождении доктора Зейдля вылетел в Берлин. Там, взяв такси, они отправились в тюрьму. Здание тюрьмы осаждали толпы любопытных, сдерживаемые полицией. Предъявив удостоверения личности, они прошли через полицейский кордон к входу, но американский комендант сказал им, что они не могут ни войти в тюрьму, ни видеть тело. По словам Вольфа Рюдигера, он очень нервничал и держался неуверенно. Готовится сообщение для прессы, пояснил он, и попросил их оставить телефонный номер отеля, в котором остановились; подробности им сообщат в четыре часа дня. Назначенное время пришло, но звонка от коменданта тюрьмы не было, тогда Вольф Рюдигер позвонил сам. Когда американский комендант наконец взял трубку, он сказал, что, к сожалению, какими-либо данными пока не располагает; тюремное начальство еще находилось на совещании. Мужчинам ничего другого не оставалось, как сжать зубы и терпеливо сидеть у телефона. В конце концов, ожидания их увенчались успехом. Американский начальник тюрьмы зачитал им приготовленное для прессы заявление: "Предварительный осмотр показал, что Гесс предпринял попытку лишить себя жизни…" Вольф Рюдигер слушал, лишившись дара речи. С момента смерти его отца прошло двадцать четыре часа; это короткое и нелицеприятное объявление было первым намеком на самоубийство.
Читать дальше