Array Array - ИСТОРИЯ ОРДЕНА ТАМПЛИЕРОВ

Готфрид Бульонский отказался от королевской короны, приняв скромный титул "Защитника Гроба Господня". Но после смерти Готфрида в 1100 г. брат Балдуин наследовал ему как король Иерусалимский и управлял делами королевства с великим мужеством и умом. В последнем 1118 г. его правления. Восточное королевство еще ограничивалось узкой полосой земли, протянувшейся по побережью от Антиохии до Яффы. Оно расширялось на севере, образуя графство Эдессу, в то время как на крайнем юге, по ту сторону Мертвого моря, подобно наконечнику копья в Египет врезался замок Монреаль - цитадель Заиорданской сеньории; прибрежные же города Аскалон и Газа оставались в руках каирских сарацин. Толпами прибывали паломники и арендаторы-колонисты, привлеченные ловкой политикой Баддуина I. Приведем еще раз известный пассаж его капеллана Фульхерия Шартрского:

Посмотрите и поразмыслите про себя, каким образом в наше время Бог перенес Запад на Восток; мы, жители Запада, стали жителями Востока; тот, кто был римлянином или франком, превратился здесь в галилеянина или обитателя Палестины; тот, кто проживал в Реймсе или Шартре, видит себя горожанином из Тира или Антиохии. Мы уже позабыли свое место рождения, оно уже неизвестно многим из нас, или, по крайней мере, мы не получаем больше оттуда вестей. Одни из нас уже владеют в этой стране домами и слугами, которых обрели по наследственному праву; другие женились на женщинах, не являющихся их соотечественницами, - сириянках, армянках или даже сарацинках, принявших благодать крещения; у третьих есть среди местных либо зять, либо невестка, либо тесть, либо пасынок; последние окружены своими племянниками или даже внучатыми племянниками; один выращивает виноград, другой возделывает поля; они говорят на разных языках, но все достигли уже взаимопонимания. Самые разнообразные местные наречия становятся теперь общими для той или иной нации, а доверие сближает самые отдаленные расы. И впрямь, как написано, "лев и бык едят из одних яслей". Чужеземец теперь оказывается местным, паломник становится жителем; изо дня в день прибывают сюда наши родные и близкие, чтобы присоединиться к нам, покидая свое имущество, коим они владели на Западе. Тех, кто были бедными в своей стране, Бог сделал богатыми; те, у кого было лишь немного экю, владеют здесь бессчетным числом византийских монет; тем, кто только арендовал землю, Бог даровал здесь город. К чему возвращаться на Запад тому, кто обрел столь благословенный Восток? [15]

Однако, несмотря на наплыв нового населения, нехватка воинов чувствовалась всерьез. Многие из ветеранов первого крестового похода умерли или состарились, некоторые возвратились в Европу. Поражение посланного для подкрепления и рассеянного в 1101 г. крестового похода лишило Палестину ста тысяч иммигрантов, убитых или плененных в Анатолии. [16]

И в то время, как все на свете сословия, богатые и бедные, девушки и юноши, старики и дети торопились к Иерусалиму, дабы посетить святые места, разбойники и воры наводнили дороги и захватывали паломников, грабя великое множество и убивая многих из них. [17]

Именно покровительству этих путешественников посвятил себя около 1118 г. некий шампанский рыцарь по имени Гуго де Пейен. Об этой личности мы почти ничего не знаем, кроме того, что Гуго был уже немолод. Но во многом он должен был походить на идеал - благородного "Защитника Гроба Господня", будучи, как и тот, доблестным, набожным, исполненным великого простодушия. По преданию, с маленькой группой соратников, чьи имена история даже не сохранила полностью, он посвятил себя служению паломникам. Эти "Бедные рыцари Христа" могли бы пребывать в безвестности, если бы к 1126 г. не приняли в качестве собрата графа Гуго Шампанского. Он стал крестоносцем отчасти из сострадания, отчасти с досады - после того, как лишил сына наследства и передал свои земли племяннику Тибо де Бри (на Соборе присутствовавшему уже как граф Шампанский). Св. Бернар, получивший от графа Гуго земли Клерво, чтобы основать там свой монастырь, поздравил его в письме, где выразил и свое разочарование тем, что обитель не получила такого брата:

Раз Божьим промыслом ты создан графом, рыцарем, создан богатым, то мы, бедные, приветствуем тебя в твоем преуспеянии, поскольку оно праведно, и славим в тебе Бога, зная, что эта перемена сотворена справедливой рукой Господа. Впрочем, признаюсь, что нам не снести терпеливо того, что лишаемся мы, не знаю, каким судом Божиим, твоего радостного присутствия, если хотя бы время от времени мы не будем видеться, ежели сие возможно и чего мы желаем более всего. Что мне еще сказать? Сможем ли мы забыть старую дружбу и благодеяния, кои ты так щедро расточал нашей обители? Пусть за любовь, с которой ты это совершил, Богу будет угодно на веки вечные не предавать сие забвению. Ибо сами мы, исполненные всевозможной благодарности, сохраним в памяти воспоминание о твоем великодушии, а если нам позволено будет, явим его и своими делами. С какой радостью ухаживали бы мы за твоим телом, душой и умом, если бы нам было дано жить вместе. Но раз это не так, мы всегда будем молиться за того, кого не можем иметь среди нас. [18]