Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- А я вам десятый раз повторяю, что коммунхоз тут ни при чем, помещение забирает военное ведомство! Военная власть!

- Забирает, забирает! - какими-то пронзительными флейтами высвистывал сорвавшийся голос Дорогомилова. - Никому не позволено забирать имущество коммунхоза без его согласия и разрешения, да-с, да-с!

- Военному ведомству нужно - оно берет. Война, и - как вы изволите говорить - да-с! Война, и да-с!

- Нет, не да-с! Вы делаете плохое одолжение военному начальству, если выставляете его беззаконником!

- Я делаю не одолжение, а то, что надо. А насчет беззакония вы потише. Будет законный ордер.

- Ордер от коммунхоза?

- Законный ордер.

- Законен только ордер коммунхоза!

- Не беспокойтесь.

- Это мне нравится! Меня лишают крыши, мне заявляют, что имущество и книги я могу, если угодно, проглотить - да-с, вы именно так выразились! - и мне же предлагают не беспокоиться! Но поймите же...

Пастухов стоял у окна, освещенный сверканием дня, и как ни щурился, не мог разобрать - что за человек надвигался по коридору, останавливаясь и оборачиваясь, чтобы парировать выкрики Арсения Романовича. Потом из темноты выплыли на свет сразу две фигуры. Первым шел военный в великолепном френче и в надвинутой на брови фуражке с длинным, прямым, как книжный переплет, козырьком и с щегольской крошечной рубиновой звездочкой на околыше. С ним в ногу выступал, по плечо ему, человек с плотно замкнутыми устами, полуштатский-полувоенный, в галифе, пестром пиджачке, в картузе с белым кантом, какие носят волжские боцманы. Пастухов загораживал проход, и военный, негромко шаркнув ногой, придержался, показывая, что надо дать дорогу.

В эту минуту Дорогомилов, протискиваясь вперед, вытянул руки с воплем отчаяния:

- Александр Владимирович!

Он был в одной жилетке и старинной рубашке с круглыми накрахмаленными манжетами, жестко гремевшими на запястьях, волосы его сползли на виски, перепутавшись с бородой, из-под которой свисали концы развязанного галстука в горошек.

- Александр Владимирович! Извините, пожалуйста, извините! Но послушайте. Приходит этот товарищ, осматривает квартиру и объявляет, что она будет занята военным комиссариатом. Прекрасно, прекрасно! Военным властям нужны помещения. Ну-с, а вы с семьей? Ваш маленький Алеша? А я со своей библиотекой? А коммунальный отдел Совета, чьей собственностью является весь этот дом? Гражданина военного все это не интересует. Его интересует война.

- Виноват, - перебил человек, которого интересовала война.

Заложив большой палец за портупею, он на секунду прикрыл глаза, будто собираясь с терпением и призывая внять доводам разума. Момент этот Александр Владимирович счел удобным, чтобы, кивнув, назвать свою фамилию с внушительной размеренностью, давно установленной им для тех случаев, когда он рассчитывал произвести впечатление. Военный стукнул каблуками и взял под козырек - под свой импозантный козырек и на свой удивительно особливый лад: собрав пальцы в горсть, он раскинул ее и вытянул в лодочку у самого виска, словно погладив выбившуюся из-под околыша кудряшку.

- Зубинский, для поручений городского военкома, - сказал он совсем не тем голосом, каким только что перебранивался, и не без приятности. Разрешите объяснить. Военный комиссар полагает занять верхний этаж дома под одно из своих учреждений. Гражданин Дорогомилов напрасно волнуется...

- Напрасно! - выкрикнул Арсений Романович и загремел манжетами.

- Совершенно напрасно, потому что ему, по закону, будет предоставлена, возможно, тут же, внизу, комната.

- Комната! Благодарю покорно! А библиотека, библиотека?!

- Относительно библиотеки лично я полагаю, что в случае ее ценности...

- Кто установит ее ценность? Вы? Вы? Вы? - исступленно закричал Дорогомилов.

- В случае ценности, - продолжал Зубинский, слегка играя своим спокойствием, - она подлежит передаче в общественный фонд, в случае же малоценности...

- Малоценности! - почти передразнил Арсений Романович.

- В этом случае она, конечно, останется за ее владельцем.

- Но помещение для книг, помещение! - требовательно возгласил владелец.

- Если недостанет помещения, тогда о книгах позаботится отдел утилизации губсовнархоза.

Дорогомилов качнулся к стене и произнес неожиданно тихо:

- Вы слышали, Александр Владимирович?

- Да, - отозвался Пастухов, усмехаясь Зубинскому, - вы зашли, кажется, чересчур далеко.

- Я отвечаю на вопросы. Это мое мнение, не больше.

- Какое же у вас мнение обо мне с семьей?