Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Пущусь наутек, да?

- Тебя первого заставят эвакуироваться.

- Спасибо. Ты мне удружил, ты меня и выручай, коли так: эвакуируй со мной мои сейфы.

Кирилл быстро привстал и, скрестив по-мусульмански ноги, выпалил:

- Я больше трех лет был военным работником. Привык к армии, и думаю так уместнее. А меня держат за чернилами да промокашками.

- И что же?

- То, что я не хуже тебя. А подчиняюсь.

- А я не подчиняюсь?

- Ну и подчиняйся!

Кирилл отвалился на подушку, взял ее в обхват и задышал ровно и громко, то ли притворяясь, что засыпает, то ли действительно засыпая от усталости.

На другой день он работал как никогда скверно. Все было не по нем. Зудящий жар полыхал по груди и спине, - Кирилл подумал, что с непривычки обжег себя на Волге солнцем. С грехом пополам он дотянул до обеда летучие совещания, телефонные разговоры, перечитыванье и перечеркиванье бумаг. Потом велел позвонить в гараж и поехал домой.

У Веры Никандровны он застал Аночку, которая тотчас собралась уйти.

Что-то очень нежное показалось Кириллу в ее смущении, какое он уже не раз видел.

- Нет, нет, - возразила Вера Никандровна, - не уходи. Во-первых, в нашем деле полезна мужская голова, во-вторых, будешь с нами обедать.

Мужская голова, впрочем, не столько обнадеживала ее пользой, сколько беспокоила.

- Ночевал на песках?

Кирилл не торопился с ответом.

- Нет, вернулись поздно вечером. Но не было машины, я заночевал у Рагозина.

- Не унести было улов на плечах?

- Ага! - поддакнул он довольно. - Знаешь, я вытащил этакую вот щучину!

Он так развел руками, что Аночка посторонилась.

- Ее везут? - спросила она внушительно.

- На подводе. И позади тележка для хвоста - знаете, как возят бревна.

Вера Никандровна улыбнулась только из деликатности. Раз он ухватился за шутку, значит, был рад, что его не спрашивают о серьезном, и значит, недаром в городе шептались об экстренном ночном собрании. Аночка как будто догадалась помочь ей:

- Говорят - неприятные новости, да?

- Ничего чрезвычайного, - сказал он быстро. - А у вас что за совещание?

- Аночка с жалобой на брата. И я не могу ничего присоветовать. Расскажи, Аночка, Кириллу.

- Мало у вас, право, дел, кроме моего Павлика! - опять смутилась Аночка.

Но он настоял, чтобы она говорила, - он предпочитал расспрашивать, чем отвечать на расспросы.

Оказалось, Павлик совсем отбился от дома после смерти матери пропадает на улице, на берегу, завел дружбу с беспризорными мальчишками. Даже ночует неизвестно где...

- Я видел его на песках, с Дорогомиловым, - сказал Кирилл, испытующе взглянув на мать. - Надеюсь, эта дружба не во вред?

- Арсений Романович сам жалуется на перемену в Павлике. Мальчишка даже книги перестал у него клянчить.

- Чего захотели! Каникулы! Я бы тоже пропадал на Волге. Счастливое время, - вздохнул от зависти Кирилл.

- В том-то и дело, что каникулы: никакого влияния школы, - произнесла Вера Никандровна строго, точно на учительском совете.

- Что ты на меня смотришь? - с улыбкой сказал Кирилл. - Ты педагог, тебе лучше знать.

- С мальчиком, правда, очень трудно, - заметила мать.

- А со мной было легко? - живо спросил он и обернулся к Аночке. - Вы ведь не хотите из него сделать паиньку?

- Я не хочу, чтобы он стал беспризорником. А к этому идет. У меня мало времени для него, и я недостаточный авторитет. На днях он заявил, что убежит на фронт. Что я могу сделать?

Кирилл засмеялся:

- И я с ним!

Вера Никандровна следила за сыном пристальнее, чем этого требовал разговор: несомненно, он что-то умалчивал важное!

- Затвердил какую-то глупую фразу: "Жизни не знаешь!" - сказала Аночка, улыбнувшись.

- Конечно, не знаете! - продолжал смеяться Кирилл. - Ко мне в Совет, что ни день, приводят таких героев. Убежит, непременно убежит воевать!

- Отца тоже не слушает. Отец хотел его устроить в утильотдел - рвать книжки...

- Как рвать книжки? - удивился Кирилл.

- Ну, вот именно. Повел Павлика в пакгауз, где рвут макулатуру. Павлик прибежал ко мне, чуть не в слезах, говорит: "Вот она, твоя революция! Жизни не знаешь! Поди посмотри, как отец дерет книги!"

- Книги? - повторил Извеков уже совсем серьезно. - Мне это неизвестно. Надо заняться. Что это такое?

Он отошел к своей полке. Она все еще была пустой - два-три десятка брошюр и газеты стопкой лежали в углу, и поверх них - картонки с названиями разделов. Он перебрал всю эту разрисованную рондо "Экономику", "Беллетристику" и спросил:

- А это что же, ваш отец определяет - что макулатура, что нет?