Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Что же, - сказал Кирилл, - это все правда.

- Правда-то оно правда. Только переделывать эту правду надо. А как к переделу подходит, так, глядишь, куда твои жалобщики подевались!

- Так что же ты хочешь?

- Хочу я много чего. Между прочим, как людей заставить, чтобы не жалостились, а переиначивали в жизни, что неудобно?

- Надо пример дать. Это мы сделаем.

- Пора говорить - делаем, - сказал Рагозин. - Да кое-что уже и сделали.

- Конечно, - согласился Кирилл, - но мы строим пока первые новые отношения между людьми, а Матвей говорит обо всем укладе, о нашем быте.

Старик негромко засмеялся.

- Ишь какой!.. Ты, чай, пока чижа не накормишь, песни от него не потребуешь, а? Птичью песню семечко питает, верно? Нет, ты, брат, и петь учи, и зерно расти, и неприятеля бей, обо всем сразу думай.

- Обо всем сразу рановато, - сказал Рагозин, - хоть мы это понимаем. Кто это сейчас нам даст?

Старик замолчал, то ли наговорившись, то ли не находя ответа, потом надумал поддакнуть:

- Едем давеча в лодке, а я думаю, мол, захотели на отдых, будто уж все поделано. А дела-то еще у-у-у!.. Одной грязи сколько выгребать.

- Декарт утверждал, что земной шар - это солнце, покрытое грязью, проговорил Кирилл, ни к кому не обращаясь.

Старик встал, медленно потянулся, спросил:

- Ученый какой?.. Насчет солнца ученому виднее. А насчет грязи мы сами замечаем.

Он тут же, прикрыв от закатного света глаза, добавил:

- Кого это господь дает?

По краю берега близился оживленной походкой человек в большой соломенной шляпе. Двое мальчиков, то забегая перед ним, то отставая, пригибались и кидали в воду гальку на состязание - кто выбьет больше "блинчиков", то есть у кого запущенный камень сделает больше скачков по поверхности, прежде чем затонет. Было уже слышно, как они выкрикивали счет, ускоряя его к концу, вместе с учащающимся подскакиванием камней: пя-ять, шесть, семь, восемь-девять-десять!

Рагозин вдруг вскочил.

- Смотри-ка!.. Да ведь... да ведь это...

Он безотчетно шагнул вперед, воскликнул:

- Ну конечно, он! Арсений Романыч! - и пошел, стараясь шире ставить вязнувшие в песке босые ноги.

- Арсений Романыч! - крикнул он.

Мальчики понеслись ему навстречу, но, не добежав, растерянно стали и обернулись к Дорогомилову, который торопился за ними.

- Ну, здорово, вы, ходатаи по делам, - засмеялся Рагозин, сразу узнав Павлика и Витю. - Тащите скорее своего подзащитного!

Они и правда кинулись назад, схватили с обеих сторон Арсения Романовича за руки, и он пробежал с ними несколько шагов и остановился, почти такой же, как они, растерянный.

Сняв шляпу, он поправил или, пожалуй, старательнее запутал свои космы и стал одергиваться, явно стесняясь, что рубаха на нем заправлена в брюки и брюки кое-как держатся на стареньких подтяжках.

- Не грех ведь нам и облобызаться, - сказал сияющий Рагозин, здравствуйте, дружище.

Они поцеловались. Мальчики подпрыгнули от восторга (они впервые видели, чтобы Дорогомилов целовался) и наперегонки сунули Петру Петровичу свои перепачканные руки.

- Вы, пожалуйста, Петр Петрович, пожалуйста, извините моих сорванцов, - заговорил счастливый, но ужасно как засмущавшийся после объятий Дорогомилов. - И не подумайте, прошу вас, что это как-нибудь я... То есть совсем не я их надоумил, ну, чтобы они пошли к вам... с этим выдуманным делом... Они сами, все как есть сами...

- Да Петр Петрович же знает, что это мы сами придумали, вот я и Витя...

- Погодите вы! Я хочу объяснить.

- Ничего не надо объяснять, ничего! - успокаивающе и с упреком перебил Рагозин. - Мне все известно, все! Неизвестно только, почему вы от меня прячетесь, а? Я-то ведь черт знает как все время занят. А вы...

- Именно, именно! - завосклицал Дорогомилов. - Потому мне и стыдно, ей-богу, как это все...

- Бросьте! Как вы здесь очутились, на косе?

- Мы с удочками, удить приехали, - за всех отозвался Павлик и махнул рукой назад, - вон там наша лодка. Поставили девять удочек еще в обед, и ни разу не клюнуло. Клева нет никакого, хоть лопни!

- А у вас закидные? - спросил Витя.

- На живца, да? - спросил Павлик.

- Верно ведь, на червя сейчас не берет? - спросил Витя.

Так они в кучу сыпали вопросы, не давая говорить взрослым и сами недосказывая всего, что хотелось, пока не подошли к костру и Рагозин не сказал им:

- Ну, знакомьтесь, как полагается: докладывайте, кого как зовут, кого как величают.

И мальчики назвали себя по-школьному вежливо: Витя Шубников, Павел Парабукин.

Кирилл даже вздернул голову от этого, словно нарочно подстроенного, сочетания фамилий. Он поздоровался с мальчиками без следа своей уверенной скорой манеры. Витино лицо поразило его - так много неуловимо памятного заключалось в милой связи детских черт.