Константин Федин - Необыкновенное лето (Трилогия - 2)

- Здорово вас отремонтировали! Прямо хоть в строй!

Извеков сказал это в полный голос, без обычной оглядки на незнакомых больных, с какой входят в палаты гости.

- Я и думаю, не пора ли в строй? - улыбаясь, ответил Дибич.

- Ого! Но все-таки не рано ли? Неужели у вас все в порядке? Позади-то, можно сказать, голгофа!

- Неделя, как гимнастику начал. Вчера вот этот стул за ножку выжал.

- За заднюю или за переднюю?

- За заднюю.

- Ну вот, когда за переднюю выжмете, тогда и выписывайтесь.

Они громко посмеялись. Что-то молодое, как шалость, соединило их в болтовне, и они впервые ощутили себя ровесниками - стали говорить друг другу, где кто учился, вспомнили чехарду на переменах, и как состязались поясными металлическими пряжками (кто выбьет глубже насечку на ребре пряжки), и как мерились силой (кто из двух, поставив локти на стол и взявшись накрест пальцами, пригнет руку соперника к столу), и Кирилл вдруг выпалил:

- А ну, давайте потягаемся!

Он присел на кровать против Дибича.

Неудобно нагнувшись, они сжали друг другу пясти и уперлись локтями в матрас. Дибич упрямо противился, побагровел от натуги, но постепенно рука его клонилась, и потом он сразу уронил ее на постель.

- Я говорю - рано выписываться, - весело сказал Кирилл и обернулся к больным: - Кто хочет помериться?

- В лазарет за легкими лаврами? - усмехнулся штабист.

- Не знаю, за легкими ли. Вот вы, пожалуй, пересилите, - сказал Кирилл архангелогородцу.

Помор ответил не сразу, будто подбирая в уме слова.

- Против двоих давайте, что ли, - буркнул он смущенно.

- Товарищ Дибич, покажем ему!

Вдвоем они сложили вместе правые руки - Кирилл и Дибич - и поставили локти на тумбочку перед койкой помора. Тот занял место напротив, захватил обе кисти противников в свою вместительную теплую длань и, как железным воротом, шутя припечатал их к тумбочке.

Кирилл увидел на распахнутой его груди татуированное сердце, пронзенное стрелой.

- Матрос? - коротко спросил он. - Как фамилия?

Помор качнул головой:

- Страшнов по фамилии.

- Матушки мои, а?! - отступил Извеков.

Он опять сел у кровати Дибича, изучая его озорным, необъяснимо довольным глазом.

- Что же не спросите, в какой я хочу строй идти, - сказал Дибич.

- А что спрашивать? Я по лицу вижу.

Дибич улыбнулся.

- Быстрый вы.

- Решили?

- Решил.

- Хорошо. Как выйдете отсюда - прямо ко мне. Я дам рекомендацию. Сейчас новые части сколачивать будем. Поработаете на формировании.

- Я думаю, может, сперва на побывку к матери? На коротенькую.

- А... Что же, как хотите, - сказал Кирилл.

- Вы устроите меня на пароход?

- Как хотите, - повторил Извеков.

Впервые за эту встречу они оба примолкли.

- Газеты вам дают? - спросил Кирилл.

- Да. Что там на фронтах?

- Ну, вы же читаете. Уфа наша. За Урал переваливать будем.

- А на юге?

- На юге хуже.

- Деникин, видно, в решительную перешел?

Извеков оглянулся на соседнюю койку. Штабист смотрел на него внимательно.

- Решать будем мы, большевики, - сказал Кирилл громче и подождал, будет ли ответ.

Но стало как будто только тише.

- Почему я так говорю? Народ с нами, вот почему. Согласны?

- Я то же думаю, - сказал Дибич.

- Безусловно. Заметили вы одну вещь? Народ чувствует, что в самом главном мы делаем как раз то, что отвечает его желаниям. Это не просто совпадение. Наши цели идут в ногу с историческими интересами России. Как раз в решающие моменты народной жизни они сливаются. Смотрите: народ требовал выхода из войны, он сбросил помещиков, сейчас он будет гнать в три шеи интервентов - мы на каждом его шагу с ним. Разве не так?

Кирилл не упускал из виду соседа Дибича. Во взгляде штабиста он угадывал тот метко нацеленный прищур, с которым следят за агитатором всё на свете отрицающие слушатели. И Кирилл вдруг почувствовал прилив давно неиспытанной услады, что он опять агитатор, каким бывал много и подолгу, и под своим именем, и под именем Ломова, на фронте, и всюду, куда его посылали. Он говорил, довольный, что слово его не вызывает в Дибиче протеста, но еще приятнее ему было, что оно явно претит другому слушателю. На фронте это называлось: насыпать соли на хвост.

Наконец он прямо обратился к штабисту:

- А вы, я вижу, скептически относитесь к тому, что я говорю?

- Извините, товарищ, но здесь все-таки лазарет... И у меня печень.

- Ах, да. Тяжелая болезнь... Ну, значит, как, товарищ Дибич? - спросил Извеков, поднявшись. - На побывку домой, или как?

- Приду к вам после лазарета.