Константин Федин - Первые радости (Трилогия - 1)

Наедине Рагозин спросил:

- Принес?

Кирилл вытянул из брючного кармана сверток прокламаций. Его разгладили и соединили с пачкой, которую Рагозин достал из корзины с посудой.

- Отсчитывай по десятку.

Листки тонкой розовой афишной бумаги складывались в четвертку и прятались назад в корзину, под полотенце. Работа шла легко, беззвучно, и скоро последняя тетрадочка в пол-ладони величиной лежала на месте. Рагозин отставил корзину под куст и опять лег.

- Прежние годы на такой маевочке всегда удавалось сходку провести, сказал он. - Нынче живи улиткой - таскай на спине весь свой дом, и кухню, и этажерку. Пей чай, играй на гармошке, а чтобы собраться поговорить - ни-ни: завалишь всю работу.

- Этак, конечно, и двадцать девять лет прождешь, за самоваром да с гармошкой, - сказал Кирилл.

- Ведь тебе мой самовар понравился, как он свистит, - улыбнулся Рагозин и отчетливо повторил свист, которым встретил Кирилла.

Послушали. Никто не отозвался. Шумела, разгуливала волнами пахучая, лоснившаяся на солнце поросль, и ястреб чертил над нею бесконечные кривые, изредка разрезая пространство своим острым зовом, точно проводя алмазом по стеклу.

- Я на днях познакомился с Цветухиным, - сказал Кирилл. - Знаешь?

- Слышал. Вон ты куда махнул.

- Я не махал. Просто - случай.

- А ты не сердись.

- Я не сержусь. С ним еще был Пастухов. Драматург такой. Известный.

- Так, так.

- Интересно, какой у них образ мыслей.

- Ты говорил?

- Немного. Об искусстве. Собственно, о балаганах. Мы на балаганах встретились.

- Ну?

- Ничего особенного. Они слабо отдают себе отчет, на каких научных основаниях построены иллюзии. Ну, там женщина-паук и другие фокусы. Некоторую путаницу я заметил.

- Необразованные? - подсказал Рагозин усмешливо.

- Я думаю, к вопросам физики равнодушны.

- А-а...

- Интересно дать им прокламацию...

Рагозин привскочил и, откинув с лица волосы, прижал их ладонью к голове, чтобы они не мешали получше смотреть на Кирилла.

- Ты дал им прокламацию?

- Нет. Это мне сейчас в голову пришло.

- Может, они порядочные люди, - сказал Рагозин, успокаиваясь, - я не знаю. Но уж тут - семь раз отмерь, один отрежь. Какой может интерес толкать их к нам? Любопытство? Рабочий к революции приходит, как к себе на квартиру, - больше деваться некуда. А они могут подумать.

- У меня именно мысль мелькнула, как они отнеслись бы? - сказал Кирилл.

- Оглядочка нужна. Матери своей ты разве не можешь довериться, - а помалкиваешь и с ней, верно?

Легкий свист послышался неподалеку, и Рагозин кивнул:

- Вот он, мой самовар-то!

Он повторил свист. Минуту спустя на край оврага вышел из чащи высокий худой старик с бородкой клином, в черной праздничной паре и глянул окрест себя.

- Заблудился? - громко кликнул Рагозин.

Старик не спеша подошел, поздоровался, приподняв черный поношенный картузик с узкой тульей.

- Хорошее местечко выбрал, Петр Петрович, для чаепития.

- Милости просим.

- Благодарим. Откушали.

- На свежем воздухе весело пьется. Садись.

- Посидели.

- Ну, постой, коли ноги держат.

- Ноги привыкшие. Двадцать лет в цеху стоят, шестьдесят землю мериют.

Он снова огляделся. Кусты были вровень с его картузиком.

- А тут с каждым годом зеленее становится. Лес наступает, - произнес он с одобрением.

- Вот молодежь старалась, садила да поливала, - сказал Рагозин.

- Так, - вымолвил старик, прищуриваясь на Кирилла. - Раньше, чай, старики для молодых садили, теперь, что же, обратно получается?

- Есть молодые, которые не только о себе думают, - вдруг ответил Кирилл, глядя прямо в прищуренные глаза старика.

- Так... Заодно с нами садить желают?

- Заодно, - сказал Кирилл.

- Так, - опять поддакнул старик и перевел глаза на Рагозина. - Чего это мы с ними, с молодыми, будем садить, Петр Петрович, какие сады малиновые?

- Дай-ка корзинку, - попросил Рагозин Кирилла.

Он вынул из-под полотенца тетрадку, подал ее старику. Тот взял, покрутил в пальцах, словно прикидывая прочность и вес бумаги, нагнулся, подтянул до колена одну штанину, аккуратно запихал листки за голенище рыжего шершавого сапога и так же аккуратно поправил брюки.

- Не маловато будет? - спросил Рагозин.

Старик помолчал, потом качнул головой набок.

- Пожалуй, как бы на одну ногу не захромал.

- На вот, чтобы тебя за пьяного не сочли, - сказал Рагозин, подавая ему еще тетрадку.

Старик спрятал ее в другой сапог.

- Спасибо за хлеб, за соль. Бог напитал - никто не видал, - подмигнул он Кириллу и неожиданно ласково усмехнулся. - Будем, значит, знакомы. А как нас величать, про то вам скажет Петр Петрович. Верно?