Константин Федин - Первые радости (Трилогия - 1)

Все столики аплодировали и требовали, чтобы она спела "Брандмайора". Она убежала за кулисы, снова выскочила, опять убежала и, вернувшись, пропела "Шантеклеров". От этого столики еще упрямее, еще злее потребовали "Брандмайора". Она сбегала за кулисы три раза и, наконец, исполнила желание зала. Ее восторг от "Китая" и "Шантеклеров" не шел ни в какое сравнение с тем экстазом, который пробуждал в ней "Брандмайор". Она просто кипела, клокотала, извивалась, показывая зрителям всю свою безмерную слабость к тушителю пожаров.

Витенька хлопал в ладоши, не отставая от публики, и опрокинул бокал вина.

- Вот это настоящая штучка! - воскликнул он, отряхиваясь салфеткой.

Но, посмотрев на жену, обнаружил, что она не разделяет его восхищения. Щеки Лизы горели, брови сжались, она глядела себе в тарелку.

- Не понравилась? - с сожалением спросил Витюша. - Ведь это и есть шансонетка!

- Тебе приходится поворачиваться, - сказала Лиза. - Давай переменимся местами.

- Зачем же? Отсюда ведь хуже видно.

- Мне будет приятнее - спиной к сцене.

Они пересели, и Витенька сказал друзьям:

- Она у меня еще ребенок.

Все стали смеяться, упрашивая Лизу обернуться, как только появлялась новая шансонетка.

- Ну взгляни, взгляни, - приставал Витюша, немного пьянея, - ну, эта совсем скромненькая!

- С ней можно идти к обедне, - подпевал один приятель.

- Не видно даже коленок, - заботливо разъяснял другой.

Вдруг Витюша приметил в глазах Лизы странное движение, как будто они медленно переменяли свой светлый зеленовато-голубой цвет на темный и расширялись, росли. Он заерзал, нахохлившись, осмотрелся и среди незнакомых голов, за дальним столиком, уловил выхоленную, отливавшую черным пером шевелюру Цветухина. Снова поглядев на Лизу, он увидел, что она торопливо поправляет воздушные свои чуть-чуть распадающиеся волосы. Ему почудилось у нее дрожат пальцы. Он нагнулся и сказал негромко:

- Вот зачем понадобилось тебе переменить место!

Она только успела приподнять брови. Он ударил ее под столом носком башмака в лодыжку, так что она сморщилась от острой боли. Он чокнулся с приятелями, высоко поднимая бокал:

- Друзья мои! За святых женщин! За тех, которые не выносят легких зрелищ!

Они не успели допить, когда перед ними возникли Цветухин и Пастухов в вечерних костюмах, с белыми астрами в петлицах, дымящие необыкновенно длинными папиросами. Пожав Лизе руку, они раскланялись с компанией.

- Познакомьтесь, - сказала Лиза глухо и неуверенно, - мой муж, Виктор Семенович.

Витенька и за ним его товарищи с некоторой строгостью поднялись и наклонили головы.

- Мы хотим вам предложить, - запросто сказал Пастухов, - объединиться за одним столиком. Вам весело, и мы с Егором полны зависти. Хотите - пойдем к нам, хотите - мы переберемся сюда, здесь лучше видно.

- Нет, - ответил Витюша, - моя жена первый раз у Очкина. Она раскаивается, что пошла. Она не переносит открытой сцены. Она любит театр.

Он задел Цветухина беглым взглядом.

- Очень похвально, - серьезно одобрил Пастухов, - давайте глубже исследуем эту проблему за бутылкой Депре.

- Ведь вы спортсмен, - сказал Цветухин, улыбаясь Шубникову, - сейчас будет французская борьба.

- Моя жена не может видеть даже неодетых женщин, тем более - мужчин. Она хочет домой.

Витенька внушительно поклонился.

- Как жаль, - сказал Цветухин Лизе, - мы думали с вами поболтать. Останьтесь.

- Нет, она ни за что не хочет остаться.

- Я вижу, воля супруга - закон, - опять с улыбкой сказал Цветухин.

- Да-с, закон-с! - шаркнул ножкой Витюша и адресовался к приятелям: Вы заплатите, я потом разочтусь. Идем, Лиза.

Он показал ей дорогу театральным жестом, она простилась и пошла вперед между столиками, он - позади нее, всею фигурой изображая безукоризненно предупредительного и покорного кавалера.

Он опять застегнул себя на все пуговицы. Но, придя домой, будто одним махом рванул свои одеяния неприступного молчальника, и пуговицы посыпались прочь: Виктор Семенович Шубников явился заново во всей полноте натурального своего вида.

Он упал в первое подвернувшееся кресло гостиной, крикнул женским голосом и зарыдал. У него трепетали руки, ноги, тряслась голова, он метался, заливая себя слезами, то откидываясь навзничь, то падая на колени и стукаясь лицом в мягкое сиденье так сильно, что гудели пружины.

Лиза смотрела на мужа с черствой неприязнью, но потом ей стало жутко от мысли, что он припадочный. Она кинулась за водой и поднесла ему стакан, но он отмахнулся, расплескал воду, и принялся кричать еще пронзительней. Постепенно весь дом был поднят на ноги, и тетушка прибежала из своей половины. Кое-как Витюшу отвели в постель, где он продолжал кататься по пуховикам до полного изнеможения. К визиту доктора он лежал пластом и был похож на мертвеца. Тетушка тихо плакала, доктор сочувствовал ей, но лечение назначил самое нейтральное: валериановые капли в случае повторения бурности, а впрочем - покой, обыкновенное питание и ванна двадцати девяти градусов.