Михаил Гавлин - Российские предприниматели и меценаты

Василий Петрович почти полностью отошел от дел семейной фирмы и, когда возвращался из-за границы, предпочитал жить в Петербурге. В семье он пользовался авторитетом, но характера его боялись. Он был, по выражению Фета, «обоюдоострым», одинаково умевшим быть и нестерпимо резким и елейно сладким. В добрый час он умел быть чрезвычайно любезным, но иногда был так капризен, что ему не легко было угодить. Все старались избежать его обидных замечаний, на которые в кругу близких он не скупился.

Склонный к созерцательной жизни, Боткин держался вдали от политики, хотя внимательно наблюдал за политическими и общественными движениями своего времени, но более всего предпочитал заниматься искусством. За два года до смерти он писал: «Я дорожу искусством за наслаждение, которое оно мне доставляет; и до всего прочего мне нет дела». Это отношение к прекрасному он пронес сквозь всю свою жизнь. Когда он писал об архитектуре итальянского Возрождения, то становился поэтом: «Здравствуй, милая, мраморная, удалая Венеция! Здравствуй, величественный лев, заснувший глубоко и непробудно! Здравствуй, прекрасная Венеция! С пламенным желанием спешил я к тебе, и хожу по тебе очарованный… Из тени на площади вид на дворец дожей, стоящий к морю и весь облитый светом месяца, удивителен. С арками, барельефами, прозрачными кружевными рубцами своими он казался мне воздушным. Я стоял очарованный необыкновенным видом! Воображение рисовало картины минувшей жизни венецианской: сколько жизни, страсти, любви кипело на этой площади, теперь тихой, пустынной…»

Болезнь все больше разрушала организм Боткина, и когда за границей выяснилось, что состояние его здоровья безнадежно, он решил скорее возвратиться в Россию. «Лучше умереть на родине», – говорил он. Философски относясь к смерти, В. П. Боткин не боялся ее, но под конец хотел пережить «еще побольше художественных впечатлений и наслаждений». В Петербурге для него отделали великолепную квартиру со всем комфортом и роскошью. К этому времени от ревматизма ему свело почти все тело и особенно руки. Его носили на коже с приделанными ручками, но он сам следил за оформлением комнат, украшением их картинами. Всю жизнь он был расчетлив и бережлив, но теперь ничего не жалел на лукулловы пиры, которые устраивал на своей квартире и на которых сам мог присутствовать лишь как зритель. Для себя он составил постоянный квартет из превосходных музыкантов, исполнявших его любимые вещи.

Даже в эти дни жажда познания Боткина была необыкновенной. Фет пишет, что незадолго до смерти Василий Петрович, полуслепой, проводил время за изучением каких-то индусских рукописей. За три дня до смерти «он как бы на прощальный пир пригласил обедать старых друзей своих… Самого его принесли на руках и поместили на хозяйском месте. Он не владел руками, и печать смерти, видимо, уже лежала на нем, но глаза блистали огнем полного и живого сознания. Ел он мало, но с видимым удовольствием. В середине обеда он опустил голову и лег ею на свою тарелку, на которую тотчас же положили маленькую кожаную подушку… А вокруг него шел все тот же веселый и живой разговор, который так любим был им и в котором он чувствовал необходимость до самых предсмертных своих минут. К десерту он велел вновь приподнять себе голову, съел какой-то фрукт, потом перенесли его на диван, и гости его продолжали вокруг него смеяться и болтать».

Накануне дня смерти Боткин заказал себе к следующему утру квартет и долго обсуждал его программу: «Музыку надо выбрать пояснее, я ведь слаб, сложное утомит меня». Он тихо скончался утром 10 октября 1869 года под звуки музыки Бетховена. Смерть Боткина соответствовала всей его жизни, поклонению «красоте, возносящейся к небесам», и явилась логическим завершением его эпикурейского мировоззрения. «Боткин, – писал Фет, – подобно древнему римлянину, даже не понял бы, что хочет сказать человек, проповедовавший, что перед смертью не надо венчаться розами, слушать вдохновенную музыку или стихи, вдыхать пар с лакомых блюд».

Погребен Боткин в Москве, на кладбище Покровского монастыря. По завещанию им было оставлено 70 тыс. рублей на благотворительные цели, главным образом на поощрение науки и искусства. По словам его биографов, Боткин «не принадлежал к числу людей, действовавших по первому движению сердца, но тем более обдуманными были его поступки, когда он решал выступить в роли благотворителя». Он всегда был готов помочь действительно нуждающемуся, по его мнению, близкому человеку, поддерживал материально Белинского и друзей-писателей, неоднократно выручал крупными суммами «Современник».