Из последующего рассказа о допросе волхвов Вышатичем сделано много самых невероятных выводов – так, найдя сходство между якобы поведанным волхвами «мифом» о сотворении человека богом и сатаной (!!!) и позднейшими преданиями, записанными у мордвы, многие поспешили заключить, что и волхвы-то были некими «финно-уграми».
По разным причинам это устроило очень многих – православные славянофилы радовались возможности объявить, что христианству сопротивлялись и приносили жертвы Богам не русичи, крещёные-де ласково и тихо, «как младенец», а «чухна лесная».
Западники-прогрессисты, вроде небезызвестного Аничкова, в очередной раз радостно оповещали, что «эти русские» даже идолов и колдунов позаимствовали у финских дикарей – куда им самим чего-то выдумать!
Я далёк от шуток, читатель. Тот же Аничков, вполне разумно заявив, что заимствуют обычно неразвитые народы у развитых, в следующей строчке, не моргнувши глазом, чёрным по белому пишет, что-де из этого неопровержимо следует, что славяне должны, мол, были заимствовать волхвов у финских племён, ведь славяне же были ПРИМИТИВНЕЕ ФИННОВ.
Если это не Русофобия, то что, спрашивается, русофобией называть?
Учёным стоило бы лучше обратить внимание на следующее сразу за рассказом о творении человека поразительное «признание» волхвов. Лесные кудесники, по милости летописца, открытым текстом заявили-де воеводе, что поклоняются «Антихристу», который «сидит в бездне».
Разумеется, никакого понятия об «Антихристе» – как и о сатане из мифа – ни волхвы, ни их паства не имели и иметь не могли. Миф такой существовал не только у мордвы – возник он на Балканах, у еретиков-богомилов, от них распространился на Русь, а оттуда – и в Поволжье.
Многие предания мордвы носят следы славянского влияния. Но во времена составления «Повести временных лет» скорее всего в Поволжье такой легенды ещё не знали – рассказ о создании человека приписал волхвам не то сам Янь, не то летописец.
И никакими «финнами» волхвы, конечно, не были. Поведение волхвов и их земляков прекрасно укладывается в сообщения Ибн Русте, арабского автора X века, о «знахарях», почитаемых русами, и немецких хронистов – о могуществе и власти жрецов прибалтийских славян-варягов, дальними потомками колонистов-находников которых были и ростовчане, и жители Белоозера [40] .
А если пробраться сквозь залежи кромешной лжи, нагороженные вокруг истории волхвов христианским летописцем и его информатором, то станет очевиден, прежде всего, суеверный страх Вышатича перед волхвами.
Им забивают в рот кляпы-обрубки – очевидно, чтоб помешать им проклясть палачей. Им выдирают, зажав в «расщеп», бороды – символ колдовского могущества и жреческого сана. И даже после этого, натешившись вдосталь, каратель не смеет сам убить волхвов – он приказывает родичам принесенных в жертву знатных женщин: «Мстите!».
Есть в рассказе о восстании и гибели волхвов очень сильный эпизод, который не поняли ни исследователи, ни, похоже, сообщивший его летописец. Когда палач, видимо, приказав вырвать на минуту кляп изо рта пленных кудесников, глумливо полюбопытствует – что-де сказали им Боги (а куда подевались восседающий в бездне «Антихрист» и единственный бог, на пару с сатаной клепавший человека в «мифе»? очевидно, туда, откуда и пришли – в область фантазий монаха-летописца), жрец выдохнет окровавленными, разодранными губами:
– Встать нам перед Святославом!
Янь, как сказано, был воеводой Святослава Ярославича. Учёные поняли слова волхва так, что он требовал-де «законного» княжьего суда. Да какое дело было до князя-христианина, до законов вероотступников жрецу древних Богов?
Неужели о нём он вспоминал перед лицом неотвратимой и мучительной смерти, словно булга-ковский Иешуа, на кресте бормочущий «Игемон…»? Вы, читатель, как хотите – а я не верю в это. Не верю ни секунды.
Совсем другого Святослава поминал обречённый кудесник. Святослава Храброго, неколебимого поборника родных Богов, ужас христианской Византии, победителя хазарских предков Вышатича. С ним ждал встречи, закончив все свои земные пути…
Волхвов повесили на дубу, в междуречье Волги и Шексны. Дуб – почитаемое дерево у славян-язычников, а на мысах у слияния рек обычно возводили капища, так что место казни скорее всего было выбрано неспроста.
Так в Риме при «равноапостольном» Константине и «святом» Феодосии христиане убивали и зарывали в храмах Светлого Митры Его служителей, тем самым оскверняя святыню. Так потом комиссары будут расстреливать в алтарях священников и иноков, насиловать и убивать в церквях монахинь… [41]
Читать дальше