Лев Прозоров - Язычники крещёной Руси.

Семьдесят горожан были казнены по обвинению в освобождении Всеслава (само по себе примечательно – не в том вина, что взбунтовались против князя, а в том, что выпустили на волю языческое чудище-волкодлака!).

В первый раз на Руси ослепили множество причастных к восстанию (вот она, византийская культура – поневоле вспоминаешь, как Василий, современник крестителя Руси, пленных болгар ослеплял чуть не полками, оставляя на сотню ослеплённых пленных одного одноглазого – в провожатые).

Тех, кого попросту, безо всякого суда, зарубили каратели Мстислава Изяславича, никто не считал. Летописец просто говорит – «без числа».

Это было последнее сражение столетней гражданской войны за стольный Киев. По трупам киевлян поднялась на Гору и водворилась на ней власть преемников отступника Владимира и принесенная им чужая вера.

Вечевая площадь была перенесена указом победителя Ярославича на ту самую Гору – чтоб собирались люди не на Подоле, где ещё действовали языческие капища, а под боком у белокаменного исполина-собора Святой Софии, под строгим надзором нового бога.

Всеслав ещё долго сражался. Но дело кончилось не в его пользу. Родной удел он отстоял – Полоцкому княжеству предстоит пасть двумя веками позже, под напором литвинов и тевтонских рыцарей-крестоносцев.

Я уже рассказывал о жутких событиях, происходивших в Полоцке в те годы, когда он в очередной раз был в изгнании и ставленник Ярославичей, тот самый каратель мятежного Киева, Мстислав Изяславич, сидел на полоцком столе.

«В Полоцке ночью по улицам со стонами бегали бесы», – передаёт летописец. Погибал всякий, кто осмеливался высунуться из ворот двора на стук конских копыт и пронзительные стоны нечисти. По утрам на улицах находили следы копыт.

Современные комментаторы обычно объясняют это какой-то заразой, моровым поветрием, обрушившимся-де на полочан. Однако никакой такой хвори в ту пору по Руси не гуляло, особенно способной замертво уложить человека на месте, да и стонами и стуком копыт эпидемии обычно не сопровождаются.

Люди приписывали напасть навьим – языческой нежити. В конце концов испуганный Мстислав покинул захваченный силами мрака город, и князь-чародей утвердился на престоле предков. Но уже его сыновья были примерными христианами, про которых никто не говорил, будто они способны перекидываться волком или «лютым зверем», проноситься в ночи чудовищные расстояния…

Времена чародеев и навьев в Полоцке подошли к концу. Через век после Всеслава поэт-язычник завершит рассказ о князе-оборотне словами другого оборотня и чародея – Бояна, Велесова внука: «Ни хитрому, ни гораздому, не знающему знамения птичьи, не избежать судьбы».

Победив врагов на полях сражений, полоцкий государь проиграл Судьбе, или, если угодно, истории [39] .

И в те же годы, когда бурлил стольный Киев, по западным окраинам Руси рыскал со своею дружиной князь-оборотень, не было покоя и на востоке, и на севере.

И если в завоёванных варягами-русью землях сторонниками старой веры выступал кто-то из самого княжьего рода – будь то Святополк «Окаянный» или же Всеслав Чародей, то на севере, на землях, собственно и заселённых почти сплошь варяжскими колонистами, восстания против чужого бога возглавляли волхвы (в южных землях скорее всего истреблённые сыном хазарки Малки ещё в первые десятилетия после крещения 988 года – не их ли летописец и выводит под видом «разбойников»?).

Первыми (если не считать Богомила Соловья, вдохновлявшего новгородцев в 989 году на сопротивление крестителям) взбунтовались против новой веры волхвы Суздальской земли.

В 1025 году, под руководством волхвов, жители Ростовского края начали истреблять местную родовую знать, называемую в летописи «старой чадью» (новгородские летописи уточняют, что среди знати истреблению подвергались «бабы» – суть этого уточнения мы рассмотрим ниже).

Именно она, эта «старая чадь», была, по мнению языческих жрецов, повинна в исчезновении «гобина» – волшебной силы, сообщаю щей удачу людям и плодородие земле. Именно по их вине на «Понизовье», как именовали тогда Северо-Восточную Русь, царили засуха и неурожай. И уже после расправы с знатными людьми отправились за хлебом к булгарам.

В чём была вина местной знати, предположить легко – если вспомнить, что жители Ростовско-Суздальских земель, вряд ли не по её воле, помогали Добрыне и Путяте крестить Северную Русь.

Примерно той же простой логикой руководствовались англы королевства Мерсия в VII веке, сочтя принятие новой веры повинным в разразившемся вскоре море, а в XIX столетии схожим образом рассуждали представители племён Прикамья, видя причину неурожая в крещёных соплеменниках. Богов прогневали!