Гвидо Препарата -

Британский посол в России оказался ключевой фигурой в комбинации, предусматривавшей свержение цар51, если у него не хватит решимости продолжать борьбу с Германией... Для этой цели он собрал группу из преуспевающих банки­ров, либеральных капиталистов и недовольных аристокра­тов (67).

Спустя месяц после беседы царя с Бьюкененом российскую столицу потрясла волна стачек: возмущение переросло в зна­менитую Февральскую революцию. Когда она разразилась, Бьюкенена не было в посольстве, он был в отпуске. Вдали от беспорядков, к разжиганию которых имел самое непосредст­венное отношение.

Британский военный кабинет не был ни в малейшей степени напуган возможной перспективой переброски семидесяти не­мецких дивизий на Западный фронт; напротив, британцы с глу­боким удовлетворением восприняли весть о революции: Ллойд Джордж, премьер-министр, воскликнул: «Одна из целей Англии достигнута!» Подобным же образом, вполне разделяя радужные ожидания англичан, президент США Вудро Вильсон, выступая 2 апреля 1917 года с обращением к конгрессу, говоря об отрече­нии царя, объявил о «тех удивительных и благоприятных собы­тиях в России», где наконец была свергнута автократия (68).

Это был настоящий абсурд: в самый разгар беспрецедентной невиданной мировой войны, общества союзных стран должны были поверить в то, что их правители беспокоятся о степени демократизации России больше, чем о риске потерять русского союзника! Публике, однако, следовало бы понять, что англо-аме­риканские клубы больше всего на свете боялись русско-герман­ского мира и что именно происшедшее способно .предотвратить пагубное перемирие и обеспечить продолжение войны. Но ли­беральная пресса не собиралась просвещать публику на этот счет. На счастье клубов, в 1917 году евразийское объятие так и не родилось, Россия и Германия остались противниками.

Свержение царя было немалым достижением. Но в действительности это должно было стать лишь частью куда более широкого плана, ради выполнения которого по ту сторону рус­ско-германской границы (точнее было бы сказать, «линии раз­дела») проводилась параллельная миссия, опиравшаяся на сеть, связывавшую Берлин со скандинавскими столицами. На­шлись и другие исключительно способные и старательные люди, которые не покладая рук действовали против евразийской общности. Руководитель этих людей, Александр Израилевич Гельфанд (1867-1924), больше известный по кличке Парвус, на­чал свои авантюрные похождения с того, что вступил в ряды революционеров. Из Одессы, его родного русского города, Парвуса, естественно, потянуло туда, где говорили по-немецки. Получив степень доктора экономики в Базельском университе­те, Парвус начал активно заниматься политикой на стороне не­мецких социалистов. Приблизительно к 1910 году у Парвуса окончательно исчезли последние иллюзии относительно орга­низованного бессилия социализма, и, поссорившись с элитой немецких левых, он исчезает из общественной жизни. Скромно и незаметно он покидает Берлин... и выныривает из небытия в Стамбуле, превратившись в богатого экстравагантного ком­мерсанта с большими склонностями и способностями к между­народным интригам.

Едва ли стоит сомневаться в том, что Гельфанд — этот энергичный, но разочарованный в прежних идеалах полиглот, отлично знакомый со всем спектром социалистической агитации и к тому же обладающий бойким пером и экономическим чуть­ем — мог остаться в стороне от какой-нибудь «сети». Но кроме краткого упоминания о германском министре Брокдорф-Ранцау как о какой-то, впрочем, неопределенной «силе, стоявшей за спиной Гельфанда» (см. ниже), мы не располагаем никакими ис­торическими документами, которые позволили бы нам точно определить контуры такой организации.

Когда началась война, Гельфанд приступил к активной рабо­те. В Стамбуле он сумел гарантировать поставки вооружения и военных материалов правительству младотурок, чем немало способствовал вступлению Турции в войну на стороне Герма­нии. После этого, когда у России начались неудачи на фронте и державы Антанты стали опасаться, что царь откажется от про­должения войны, Гельфанд был выбран для секретной и в выс­шей степени ответственной миссии в Германии.

Без больших усилий он сумел завязать знакомства среди выс­шего руководства германского министерства иностранных дел. Вот что Гельфанд предложил немцам: пусть джентльмены с Вильгельмштрассе финансируют и обеспечивают создание де­стабилизирующего движения в России, которое сможет сверг­нуть царский режим и заключить сепаратный мир с рейхом. При поверхностном взгляде может показаться, что это была еще одна вариация на тему евразийского сотрудничества. Но мотивы и намерения были совершенно иными, если не про­тивоположными.