Екатерина Глаголева - Повседневная жизнь во Франции в эпоху Ришелье и Людовика XIII

Крестных ребенку подбирали заранее, чуть ли не до свадьбы. Отказаться от этой чести было нельзя: это принесет несчастье ребенку, но если кто-то сам испросит ее для себя, то новорожденный окажется в смертельной опасности.

В крестьянской среде крестных обычно выбирали из числа близких родственников. Крестным отцом первенца становился дед с отцовской стороны, а крестной матерью – бабка по материнской линии (конечно, если они были еще живы). Для второго ребенка – наоборот: дед по линии матери и бабка по линии отца. Затем обращались к старшим братьям, сестрам и кузенам. Разумеется, из этого правила было множество исключений. Иногда крестной матери предоставлялось право самой выбрать крестного отца. Зато крестным никогда не смог бы стать увечный, иначе его изъян перейдет к его крестнику. Кривые, заики, горбуны, хромые отметались сразу. Зато высокий и статный мужчина был наилучшей кандидатурой в крестные. Крестная мать не должна была быть беременной, иначе жизнь ее крестника будет коротка. Крестная должна была подарить ребенку кружевное платьице для церемонии крещения, а крестный – золотую цепочку с изображением святого. Повитуха тоже получала подарок.

Сына королевского фаворита де Люиня из купели приняли Людовик XIII и Анна Австрийская; младенца нарекли Луи-Шарлем. Умирая, Люинь просил короля об одном: не оставить его сына. И тот исполнил все свои обязанности, дав мальчику лучшее образование и достойное место в жизни, хотя всей душой ненавидел его мать.

Если крестного отца не оказывалось на месте на момент рождения ребенка, ему подбирали заместителя. Иногда ребенка крестили не в тот же день, а через неделю после рождения. Мать не участвовала в церемонии: вплоть до «очищения от кровей» она считалась «нечистой». [36]

Крестины королевских детей были событием политическим. Людовик XIII был торжественно крещен в четыре года, вместе со своими сестрами. Его собственный сын получил при рождении только малое крещение; в крестные к нему позвали папу Урбана VIII, тот подарки прислал, но сам не приехал. Когда дофину исполнилось четыре года, его отец был при смерти, а потому будущего Людовика XIV решили окрестить по всем правилам. Папа по-прежнему тянул со своим согласием, и кардинал Мазарини стал крестным будущего христианнейшего короля не как представитель Его Святейшества, а как частное лицо – неслыханная честь, о которой не мог мечтать даже покойный Ришелье.

Впрочем, кого бы ни крестили, торжественности этой церемонии было не занимать. На церковной колокольне звонили в колокол, оповещая жителей деревни о предстоящем событии. Звон колоколов должен был отпугнуть нечистую силу и возвестить о появлении нового христианина. В Сен-Реми в колокола звонили лишь при рождении мальчика; в Арле его рождение возвещали долгим звоном, тогда как для девочки ограничивались тремя ударами в колокол. В других селениях разницы не делали.

Церемония крещения проводилась по строго обозначенному ритуалу. Если от него отклонялись хоть немного – пропускали слово в молитве, делали неверное движение рукой, – лучше было все начать сначала, чтобы не навлечь несчастье на ребенка. Бывало, что обряд возобновляли тридцать раз подряд. Имя новорожденного надо было вписать в приходскую книгу без всяких помарок. Обычно мальчик получал имя крестного, а девочка – крестной. В сельской местности старший сын часто получал имя отца. В приходских книгах нередки записи: «Жан такой-то, сын Жана, сына Жана…» Кстати, самыми распространенными мужскими именами были Жан, Пьер и Гильом, а женским, разумеется, Мария. (Интересно, что когда дофина Людовика (будущего Людовика XIII) спросили перед крещением, какое имя он хотел бы получить, тот ответил: «Генрих. Так зовут папу, я не хочу называться Людовиком». Впоследствии его собственный старший сын унаследовал его имя.)

На выходе из церкви процессию встречали мальчишки, которым полагалось бросить несколько монеток или хотя бы конфет. Если крестный отказывался это сделать, то мог выслушать много обидных эпитетов и замечаний.

Бедные женщины сами кормили грудью своих детей; богатые родители отдавали их кормилице. В Париже были целые конторы по найму кормилиц; кандидатки приходили в Париж, когда их собственному ребенку исполнялось семь месяцев, и возвращались обратно с детьми; за ними должен был присматривать кюре. Существовало строгое правило: не брать больше одного ребенка, но и он часто умирал в дороге или в деревне, куда его приносили и где не могли создать ему хорошие условия для жизни. У дофина Людовика сменились четыре кормилицы: одна не понравилась королеве-матери, другую отверг врач, потому что она была неряхой. К четвертой кормилице мальчик очень привязался и звал ее мамой Дундун; она рассказывала ему сказки о братце Лисе и научила его читать. Но это было много позже, а поначалу у младенца возникли трудности: он не мог как следует сосать. Вызванный хирург обследовал его ротик и заявил, что всему виной уздечка, которую следует удалить. Эту операцию бедному малышу проделали три раза.