Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи

Вокруг Суллы быстро образовалась разнородная банда авантюристов, которые в заразительном безумии грабежа теряли всякую совесть, всякий стыд, всякое чувство чести. В числе их были рабы, свободные люди, плебеи, бедные знатные, как Луций Домиций Агенобарб, и знатные уже разбогатевшие, как Марк Красс, которые вместе грабили огромные богатства, покупая за ничто или за очень низкую цену имения казненных. Сулла ничего не мог сделать, чтобы опустить бич, которым он взмахнул; впрочем, он вовсе и не хотел этого. Холодный и неумолимый после победы, как и в опасности, он, казалось, мстил за свое величие, презирая одновременно консерваторов и народную партию, богатых и бедных, римлян и италиков, знатных, финансистов, плебеев, одинаково трепетавших от страха перед ним. Он безразлично принимал в своем блестящем дворце знаки почтения самых выдающихся личностей Рима, с ненавистью в сердце являвшихся униженно приветствовать господина жизни и смерти; равнодушно он смотрел, как все, что только было знатного, знаменитого и элегантного в Риме, молодые и старые представители знатных фамилий, красивейшие дамы из аристократии оспаривали друг у друга приглашения на его пышные обеды, где он сидел на троне, как царь, среди любимых певцов, занятый только пищей и питьем, не заботясь даже знать имена своих бесчисленных гостей. [253] Plut. Cat. U., 3; Sulla, 34–36.

Равнодушно предоставлял он всей толпе честолюбцев, скупцов, преступников тесниться в своем атрии и легко получать, пользуясь его беззаботностью, рабов, земли и дома казненных, прощение маловажных преступников, обвинение невиновных, навлекших на себя ненависть по личным мотивам или благодаря их богатству. Родственные и дружественные связи, самые невинные действия, совершенные во время революции, могли стать виной и уголовным преступлением благодаря трусости, ненависти и жадности доносчиков. Много людей было разорено; многие бежали к варварам, в Испанию, в Мавританию, к Митридату. Те, кто не мог воспользоваться покровительством какого-нибудь могущественного друга Суллы, жили в постоянном трепете. Сын того Гая Юлия Цезаря, на сестре которого был женат Марий и который умер в Пизе от апоплексии несколько лет тому назад, подвергся большой опасности. Молодой человек, к своей вине быть племянником Мария присоединивший ошибку женитьбы на дочери Цинны, получил от Суллы приказ развестись с прекрасной Корнелией; но так как он был очень страстен и горячо любил свою молодую супругу, ради которой отказался от богатой наследницы Коссутии, то он не захотел уступить. Он предпочел увидать конфискацию приданого своей жены и отцовского наследства, покинуть Рим и подвергнуться даже риску осуждения. Несколько времени спустя, благодаря вмешательству родных, Сулла простил его. [254] Suet. Caes., 1; Plut. Caes., 1.— Я не думаю, чтобы можно было приписать политические причины этому первому выступлению Цезаря, который был тогда очень молод и неизвестен. Это было эффектное юношеское безумство, совершенное из любви или гордости, и ничего более. Светоний и Плутарх не согласны относительно этого эпизода; но рассказ Светония кажется мне более вероятным, за исключении того, что относится к достоинству Flamen Dialis; относительно этого пункта ошибаются оба автора, а истинное объяснение дает Веллей Патеркул (II, 43). Слова, приписываемые Светонием и Плутархом Сулле, что в Цезаре скрывается несколько Мариев, — конечно, басня.

Но народной партии, уже раз разрушенной, надо было помешать снова возродиться. С этой целью Сулла, сделавшийся борцом консерваторов, попытался произвести большую конституционную реформу, применяя программу Рутилия Руфа и любимые идеи аристократов, которые, одинаково враждебные народной партии и капиталистам, считали возможной и полезной реставрацию древних аристократических учреждений земледельческой эпохи. Крайние консерваторы, так мало боровшиеся за достижение власти, вдруг увидали выполненной почти всю свою программу. Сулла уничтожил публичную раздачу хлеба в Риме и цензуру; он увеличил до восьми число преторов и до двадцати число квесторов. Он отнял у комиций право обсуждения законов без предварительного разрешения сената. Он дал центуриатным комициям права комиций трибутных. Он отнял у народных трибунов право предлагать законы и домогаться высших должностей, оставив им только право присутствия в сенате. Он постановил, что государственные должности можно занимать только в законном порядке и что вторичное избрание может быть только через десять лет. Он пытался удержать рост преступлений, установив систему более суровых наказаний за насилие и обман. Он освободил десять тысяч рабов, принадлежавших казненным, выбрал из них наиболее молодых и сильных и сделал их гражданами.