Александр Пыльцын - Откровенные диалоги о штрафниках Великой Отечественной

Ким Н.: Но там же были, наверное, люди с разными характерами?

Пыльцын А.В.: Когда вспоминаешь, что через меня прошла не одна сотня фронтовиков, говорить об их характерах сейчас сложно. Потому что действительно были всякие. В конце войны у меня были случаи, когда один из штрафников говорил: «Ладно, посмотрим, кому первая пуля попадёт». То есть это была или угроза, или «пожелание». Этот боец, попавший к нам из исправительно-трудовых лагерей, говорил, что вообще до заключения он был шеф-поваром ресторана и даже в лагерях хорошо готовил пищу для заключённых из скудного тюремного пайка. Поэтому и здесь из армейского пайка он будет отлично готовить. Я назначил его на ротную походную кухню, потому что кого-то надо назначать. А потом пришёл другой штрафник, который просидел в тюрьме несколько лет. Худой, пожилой очень. Я посмотрел: куда же его? Ему автомат дать в его исхудавшие птичьи лапки — так он его не удержит. Думаю, лучше я его на кухню поставлю. А этому, с кухни, говорю: «Твоя кухонная часть службы закончилась, будешь рядовым автоматчиком». И вот он мне тогда то ли пригрозил, то ли прогнозировал, кому первому пуля достанется.

Ким Н.: Вы вообще их опасались?

Пыльцын А.В.: Как говорят, я был из тех, кто мало чего опасался и тогда и теперь. Опасения о том, что тебя убьют, уходили, в другое измерение. В это время не думаешь, что тебя убьют, а думаешь о том, как подняться, как поднять подразделение за собой. Поэтому опасения о том, что меня кто-то убьёт, были вторичными. У нас не было случаев таких, чтобы, как в том «Штрафбате» Володарского, командир роты, бывший «вор в законе», убивает одного из своих подчинённых. У нас не было подобных случаев, как и в отношении своих командиров.

Ким Н.: Расскажите, как Вы сами себя подбадривали? Какими качествами должен обладать молодой командир штрафного взвода, роты, чтобы за ним, за молодым, пошли уже бывалые бывшие офицеры?

Пыльцын А.В.: Осознание того, что ты командир, что за тобой должны идти в опасность люди, перебарывало все остальные доводы, чувство страха или сомнения. У меня, вероятно, не было никогда сомнений, ЧТО Я ДОЛЖЕН по положению, и что я ДЕЛАЮ НА САМОМ ДЕЛЕ. Как я поведу взвод в атаку, если я сам не встану? Если я не пойду вперёд и не скажу: «В атаку, за мной!», — значит не впереди меня, а именно за мной. Значит, я иду впереди, и мои подчинённые видят, что я первый рискую напороться на пулю противника или на осколок снаряда, гранаты. Они это понимали прекрасно, что командир не прячется за спины своих подчинённых, а ведёт их в бой сам, не будучи штрафником, впереди подчинённых штрафников. Раз он сам впереди, как они могут остаться сзади? Остаться может только трус, дезертир, предатель. Такие могут остаться, а человек с сознанием офицера, с честью офицерской, хотя он и рядовой, — такой не останется.

Ким Н.: Александр Васильевич, расскажите, как Вы преодолевали чувство страха, боролись со страхом?..

Пыльцын А.В.: Я Вам примерно уже рассказал, но расскажу вначале одну предысторию. Когда мы стояли ещё в обороне под Жлобиным, я первый раз был в окопах, со штрафниками в боевой обстановке. Вдруг передают, что меня вызывают в штаб батальона. Пройти надо через большую безлесную поляну. И вот только на неё ступил и побежал, а в это время — артиллерийский налёт противника. Снаряды рвутся кругом, как назло, и на этой поляне. Я, конечно, упал на землю, жду, когда же кончится этот ад, и уже думаю: «Да пусть уж попадёт в меня да разорвёт сразу на части, зато кончится это ощущение страха!», потому что переживать это ожидание, этот страх ежесекундной смерти, как оказалось, очень нелегко. А потом подумал: «А чего я лежу? Если я лежу, в меня попадёт снаряд, если я встану — попадёт тоже. Какая разница, в лежачего, бегущего или стоящего? Конец-то будет один!

И преодолел свой страх, встал и побежал, несмотря на разрывы вокруг. И, как по волшебству, обстрел в это время закончился. Думаю: «Как повезло». Эта мысль о том, что какая разница, как тебя убьют — лёжа или стоя, уже засела в голове. И лучше пусть стоя. После войны был спектакль, по-моему, по книге испанца, сейчас не вспомню автора, «Деревья умирают стоя». Может быть, и представлял себя таким человеком, которому уж если умереть, то лучше стоя, чем лёжа. Так что с этой мыслью поднимался и поднимал бойцов в атаку. И даже штрафники многие так поступали. Вот, например, поднялся в атаку, бежишь, а расстояние до противника — 50-100 метров. Если перебежками — перебежал, лёг, встал, перебежал, лёг. Но каждый раз вставать, когда ты уже лежишь на земле, зная, что ты встаёшь под пули — это каждый раз надо преодолеть свой естественный страх. И для того, чтобы потом этот страх каждый раз не переживать, встал и уже не ложишься, отрываешься от земли-спасительницы. Многие штрафники вставали и не ложились в этих перебежках, шли напрямую. Даже очевидцы говорили: «О, штрафники в атаку ходили не сгибаясь!». Известный современный певец Александр Маршал в песне про 13-й штрафбат поёт, я не помню дословно, что «нам нельзя пригибаясь, а только во весь рост, нам нельзя иначе, мы штрафники». Нельзя иначе? Да не потому, дорогой Александр, что запрещали штрафникам ложиться и заставляли идти, не применяясь к местности, а потому что сами они понимали, что потом подняться труднее, если ляжешь.