Николай Суханов - Записки о революции

Пришли новости из Петербурга. Там все кончено. Образовано большевистское правительство. Но можно дело еще поправить! Гарнизон – ничто, только матросы и рабочие – это силы в 100 тысяч человек… Керенский провел день во дворце в нервности и бездействии. Он оставил всякую мысль о мобилизации новых сил личным воздействием. Положился на волю божью и на наличную армию. Керенский требовал немедленного наступления. Петербургский гарнизон – за ним , говорил он, не найдя хотя бы одного сводного полка на фронте.

В два часа ночи на 28-е двинулись в поход по направлению к Царскому Селу. Надо было обеспечить тыл, и войск осталось меньше, чем было: 480 всадников и 320 человек в пешем строю.

Наткнулись на заставу. Ей предложили сдаться, и она сдалась. Так можно взять и Петербург… Уж видно Царское. Его защищает какой-то батальон. Он открывает огонь из винтовок и пулеметов. Но это – «ненастоящий» огонь батальона. Потерь нет… 30 человек обходят батальон, и он отступает.

У ворот Царского большая толпа, чуть ли не весь гарнизон. Казаки посылают парламентеров: сдавайтесь! Переговоры идут долго и кончаются неопределенно. Перед строем казаков прогуливается некто в штатском. Это – Савинков… А позади шум автомобиля: это догоняет из Гатчины Керенский с какими-то дамами. Он как бы ехал на пикник и натолкнулся на препятствие в лице собственной армии. Он был недоволен, казаки шокированы… Керенский настаивает на атаке. Но у ворот, в толпе, настроение крепнет. Краснов выдвинул артиллерию. Первое! Второе!.. Толпа разбежалась. К вечеру 28-го «занято» Царское.

В это время шло побоище в Москве и делались последние приготовления к завтрашнему выступлению в Петербурге. Может быть, как раз подоспеет и армия Керенского?.. Но Керенскому 29-го пришлось сделать дневку в Царском Селе. Настроение там было кругом крайне враждебное. Идти же больше было нельзя: надо было оставить гарнизон, чтобы не напали с тыла. Армия таяла. Надо было подождать каких-нибудь подкреплений. Какая-то часть к вечеру подошла. Всего сейчас насчитывалось: 630 всадников и 420 пеших, 18 орудий, броневой автомобиль и поезд.

Но казаки за этот день успели сильно разложиться. Работали агитаторы. Еще большее влияние оказывала окружающая масса… Громко выражали возмущение Керенским, который не дает подкреплений. Казаки, признавая Краснова, уже не хотели идти под знаменем Керенского и стали требовать удаления «его – провокатора»… Все это не обещало ничего хорошего.

Подступил к Краснову и искуситель в лице Савинкова: уберем Керенского, арестуем его. Его фирма никому не нужна – ни для стратегии, ни для политики… Краснов не поддался искушению, но уговаривал Керенского уехать и ждать в Гатчине. Керенский не соглашался…

При этой черносотенной армии, разлагаемой большевиками, оказались и военные комиссары Войтинский и Станкевич. Они выбивались из сил, убеждая армию остаться верной Керенскому, но вместе с Красновым уговаривали Главковерха уехать из армии. Керенский наконец согласился и отбыл в Гатчину.

Кое-как, при содействии комиссаров, заключили соглашение: царскосельский гарнизон не ударит в тыл. Но казаки, проведя больше суток в разлагающей атмосфере, отказались выступить дальше. Они заявили, что это бесполезно, так как пехота не идет…

Это было правильно. Но что-нибудь одно: либо ждать в Царском окончательного разложения, либо поправить конъюнктуру решительными успехами. Краснов убедил казачьи комитеты произвести «рекогносцировку». Если будет неудача, вернутся в Царское и будут ждать.

30-го выступили и пошли на Пулково. Оттуда начали постреливать. Окрестное население, привыкшее к царским маневрам, сбежалось посмотреть. Убеждения разойтись не действовали: царь и тот не прогонял, видали! Мужички и девки не могли взять в толк, что это не маневры.

Но это были не маневры. Пулковская гора была черна от усыпавших ее красноармейцев. Были видны и отряды матросов… Краснову донесли, что подходит большой неприятельский отряд до 10 000 человек. Это был Измайловский полк. Против него послали поезд и 30 человек. Полк не заставил себя ждать и бежал в полном составе.

Но настоящий враг был впереди. И тут разыгралось то единственное сражение, о котором сообщал Троцкий в ночь на 31 октября… Главнокомандующий соображал, на что ему решиться. Может быть, целесообразнее всего была артиллерийская подготовка. Но в это время сотня оренбургских казаков, помня о прежних удачах, бросилась в атаку. Это был решающий и все решивший момент. Рабочие побежали, но матросы устояли. Они отбили атаку и сохранили позиции.