Любовь Фоминцева - Сунгирская лошадка

Пока поднимались по лестнице, американец несколько раз бросал пристальные взгляды на профессора. Искал взволнованность, суетливость или хотя бы малейшие признаки того, что этот спектакль задуман специально для него. Однако Олег Николаевич был спокоен и уверен в себе, давал пояснения подробно и охотно.

Переводчица едва успевала поворачивать голову от одного к другому. Американец сначала слушал, склонив голову в ее сторону, а потом перестал замечать переводчицу и весь углубился в изучение находок.

Перед ним за стеклами лежал скелет мужчины. Высоким и широкоплечим был человек. По всему контуру шли бусы, украшавшие когда-то и головной убор. Ожерелье из просверленных клыков песца, изящная костяная фигурка лошади здесь было что посмотреть. Великолепный экземпляр кроманьонца, ничего не скажешь. Но лицо Белада оставалось невозмутимым - лишь вежливая заинтересованность, не более.

- Ну как, поверил? - спросил Алеша у отца.

- Пожалуй, но похоже, он ищет что-то другое, - ответил тот.

Профессор пригласил к следующему экспонату - длинному глиняному прямоугольнику полуметровой толщины - монолиту. И тут сердце Джона дрогнуло. Он увидел, как голова к голове лежали два скелета подростков. Длинные копья из бивней мамонта и дротика располагались вдоль тел одного и другого. Джон почти выхватил из рук профессора увеличительное стекло и, наклонясь, сантиметр за сантиметром стал осматривать копья и дротики. Сейчас, сейчас он обязательно найдет такую неприметную для неспециалиста, тонкую, как волосок, линию соединения! Копья, конечно, составлены из разных частей! Еще и еще раз он изучал копья, просматривал дротики, передвигаясь вдоль монолита, не в силах оторваться. Профессор не мешал коллеге, беседуя с переводчицей.

Когда профессор подошел к Алеше, тот не вытерпел и вполголоса спросил:

- И чего он ищет?

- Тс-с! Пусть, он должен сам во всем убедиться.

Часовая стрелка пошла на второй круг, а Белад все продолжал осмотр. Профессор подошел к гостю и тронул за плечо:

- Меня тоже это поразило, коллега. (Переводчица тут же перевела его слова.) Это кажется невозможным, но факт, научный факт: они умели распрямлять бивни мамонта. Как? Вот это пока вопрос.

- О'кэй! Это превосходно, сэр! - вырвалось наконец у американца по поводу уникальных экспонатов. Оказывается, и русскому не все ясно в этом открытии.

Они присели на музейный диванчик без спинки.

- Хотите знать свеженькую новость, господин Белад? Я тоже ее узнал на днях. Один из подростков оказался девочкой, - сказал Олег Николаевич.

Переводчица сначала даже не поняла, шутит профессор или всерьез: ведь десятки раз она уже рассказывала именно о подростках-мальчиках.

Но профессор не шутил, и ей пришлось подробно изложить, как изучение строения костей неизбежно привело антропологов к такому выводу.

Гостю в прохладном просторном зале стало душно: затея с разоблачением показалась нелепой. Ему доверяют самое сокровенное, столько фактов, столько уникального материала!

- Мальчиком оказался тот, что побольше, - продолжал разъяснять профессор. - У девочки - черты наших предков неандертальцев. Почему детей похоронили вместе? Сунгирь подкинул нам много загадок...

- А почему вы решили копать именно там, где все это было найдено?

- Мне понравилось это место, - ответил профессор, - как, наверное, когда-то и древним. Между прочим, если бы не один экскаваторщик, мой хороший друг, ничего бы не было. В карьере он первый обратил внимание на кости мамонта. Обо всем этом я написал в книге, которую посвятил Сунгирю.

Профессор щелкнул замком кожаной папки и протянул Беладу новенькую книжку: еще одна работа по этой стоянке. Сколько у него научных работ?

- Более четырехсот, - услышал американец ответ переводчицы.

Олег Николаевич раскрыл книгу и подписал ее. Американец поблагодарил и протянул книгу, авторучку Алеше и Анатолию Васильевичу.

Отец быстро черкнул "Краев", а сын крупными буквами добавил "Алеша". Потом подумал, отцепил от куртки значок участника сунгирской экспедиции и протянул американцу. Тот заговорил, это Алеша понял и без перевода, быстро и приветливо, улыбнулся широко и дружелюбно. "Поверил нам, значит", - решил про себя Алеша.

Белад долго рассматривал крохотный сувенир: на алом фоне (цвет крови, цвет самой жизни, вспоминал он слова русского профессора) безмятежно паслась золотистая лошадка.

Ученый трогал изящно выполненную художником фигурку животного и уже не жалел о том, что красная "утка" превратилась в лошадку, в реальность, которой теперь уже не мог не поверить он, Джон Белад.