Дмитрий Старостин - Между Средиземноморьем и варварским пограничьем [Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков]

Рост значимости монастырей — ключевой момент для понимания равновесия сил между правителями, аристократами и представителями церковной иерархии, которое лежало в основе политики меровингской Галлии. Распространение монашества в этот период привело к тому, что с VIII в. обители оказались более значимыми по сравнению с предыдущими периодами: они стали не только центрами религиозной жизни, но и «точками притяжения», вокруг которых группировалась местная элита. Монастыри выступили в качестве опоры представителей короля и епископов в сельской округе {174} . Подобное положение — новое явление для Франкского королевства. Ведь в VI в. церковная организация большей частью состояла из городских общин верующих, возглавляемых епископами. Данные общины объединяли городские сословия, обладавшие привилегиями в Римской империи, а также людей, принадлежавших к обеспеченным слоям разного рода {175} .

Очевидно, монастыри были общинами совершенно другого рода, как правило, находились в сельской местности или в пригородах. Отсюда резонно предположить, что вокруг них выстраивались совершено другие социальные связи, нежели в городе. Жития Эдуэна Руанского и Элигия Нойонского, двух епископов, подвизавшихся в VII в., показывают — когда прелатам приходилось вести дела за пределами городов, им нужно было заново завоевывать авторитет у представителей местной знати, которые скептически относились к претензиям клириков, выступавших лидерами городских общин верующих {176} . В сельской местности иерархи меньше страдали от непредсказуемости предпочтений городского населения, ведь жители часто оказывали самое непосредственное влияние на выборы епископов. А монастыри, находившиеся в удалении от городов, были более независимы от них. Поэтому обители в сельской местности могли иметь двоякое значение: некоторые их них становились альтернативой власти епископов в результате действий местной знати, а некоторые претендовали на роль форпоста епископов в сельской окраине.

Как показали исследования, рост значимости монастырей нельзя объяснить, если пользоваться теми представлениями об иноческой жизни и святых обителях, которые были характерны для некоторых ученых в XX в. В частности, ситуация не прояснится, если рассматривать монастыри не в том особом европейском контексте, что сложился к VII в., а оценивать обители исключительно как общины аскетов. Иными словами, следовать по тупиковому пути многих историков, изучавших развитие Христианства и пользовавшихся для объяснения развития монашества примерами из восточного Средиземноморья {177} . Внезапный интерес к уходу от мира в пустынь — а именно так понималось обращение в монашество учеными, занимавшимися ранним христианством, — был странен для раннесредневековой Европы, уровень экономического и городского развития которой весьма отставал от урбанизированного Средиземноморья. Более позднее распространение монашества в западном Средиземноморье, как считают медиевисты, связано с затянувшейся христианизацией региона {178} . Поэтому Ф. Принцу и понадобилось ввести в картину развития монашества фактор «ирландского влияния», способный объяснить, почему в позднемеровингский период обители «вдруг» начали учреждаться в массовом порядке. Отход от концепции Ф. Принца и доказательство незначительности ирландского влияния (которые можно найти в монографим Н.Ф. Ускова) ставят вопрос о причинах развития монастырей в позднемеровингской период.

Для понимания механизмов распространения монашества в Раннем Средневековье и уяснения его влияния на изменения в представлениях о власти следует сделать небольшой экскурс в Позднюю Античность. Историю аскетизма традиционно начинают с Египта, где за пределами оазисов Нила с начала IV в. стали возникать отдельные общины монахов (буквально, «одиночек»), ушедших от мира и живших по своим законам. Уже через столетие слава о египетских монахах распространилась по всей Римской империи {179} . Традиционно считается, что св. Антоний был первым монахом-анахоретом, св. Пахомий, вслед за ним, способствовал развитию жизни в монашеских общинах. Однако эта упрощенная история возникновения монашества не подтверждается источниками. Считалось, что ценности иноческого образа жизни вытекают из существа самой христианской религии, и поэтому распространение монашества было естественным для Поздней Античности процессом. Однако есть исследователи, которые отмечают важный момент: когда люди из богатых и знатных слоев общества вступали в монашеские общины, то привносили в них свои представления о том, как должны быть организованы христиане, т.е. комплекс идей, больше связанный с городской культурой, чем идеалами иноческого бытия в его египетском варианте {180} .