Евгений Наконечный - «Шоа» во Львове

До войны на относительно коротком отрезке улицы Клепаровской — от ее начала до стены старого еврейского кладбища — бойко торговали аж семь продовольственных магазинов. На соседних прилегающих главных улицах — Казимировской и Яновской — продовольственных магазинов было значительно больше. Поэтому, у потенциальных покупателей из нашего квартала, в основном наших домохозяек, нередко возникала проблема с выбором магазина.

Мои родители чаще ходили, а иногда посылали и одного меня, делать закупки, как тогда говорили, в склеп (магазин — пол .) старого Гальперна. Их удовлетворял и вежливый хозяин, и ассортимент товара, и, наверно, нравился уютный интерьер магазина. На косяке входной двери висел латунный звонок, и когда посетитель нажимал на ручку, толкая дверь, звучал весёлый, мелодичный перезвон. На этот сигнал из глубины жилых комнат, которые располагались сзади торгового зала, появлялся с хитроватой купеческой улыбкой разговорчивый Гальперн, который с постоянными клиентами не забывал перекинуться одной-другой парами фраз о жизни. В его магазине господствовала милая старосветская солидность. И покрытый медным листом прилавок, и отполированные длительным употреблением дубовые полки, и настольные весы с завитушками старомодного литья, и даже приятный, как вспоминаю, пропитанный корицей, гвоздикой, ванилью и иными пряностями, устоявшийся запах — все это свидетельствовало, что торгуют в этом помещении не одно десятилетие, что магазин существует тут издавна, еще с австрийских времен девятнадцатого века. И правда, старожилы за этим прилавком помнили еще отца Гальперна.

Для окружающих жителей не было тайной, что Гальперн не придерживается государственных торговых предписаний — торгует круглосуточно. После шести, когда закрывались магазины, знающим людям можно было попасть к Гальперну с «черного» хода, через подъезд, и купить из-под полы срочно необходимый товар. Правда, по более высокой цене. Знакомым клиентам Гальперн, как, впрочем, и другие продавцы, отпускал в кредит. Вообще клепаровские продавцы и покупатели лично знали друг друга настолько, то между ними завязывались чуть ли не дружеские отношения.

Налаженную годами, широко разветвленную и удобную торговую сеть Львова советская власть полностью разрушила в течении каких-то двух — трех месяцев.

Частных собственников заменила анонимно бездушная государственная система под названием «Горпищеторг». Маленькие продовольственные магазинчики получили чудное для галицийских ушей название «бакалея», а большие — «гастроном». Не для удобства населения, а для удобства бюрократов «Горпищеторга» вскоре путем объединения магазинчиков провели большое укрупнение. Беспощадная и необдуманная кампания таких мероприятий поглотила все торговые заведения Клепаровской улицы. С тех пор по сегодня тут нет ни одного продовольственного магазина. Хотя, надеюсь, наверно скоро появятся.

Новый режим приказал продавцам торговать по старым ценам. В денежном обороте до декабря 1939 года параллельно обращались обесцененный польский злотый и советский рубль, что создавало выгодный для пришельцев с востока валютный паритет. Купцы, которые хорошо разбирались в финансах, сразу сообразили, что по старым ценам торговать совсем не выгодно, — единственным выходом для них было затаиться или самоликвидироваться. Моисей Блязер говорил отцу, как в его скромный мануфактурный магазинчик (любил говорить: «к моему интересу») случайно зашел офицер, то есть командир Красной армии. «Командир, — рассказывал Блязер, — смотрел на выложенный товар с таким восторгом, словно ребенок на игрушку. Когда я назвал цену метра выбранной им ткани, он аж задрожал, выгребая из кармана все, что имел. Приобрел он на свои деньги целый рулон — все сорок метров!

Таких покупателей у меня еще не было. Через час прибежало еще два командира с новенькими рублями в руках. Начали покупать мои ткани тоже не на метры, а на рулоны.

Ага, что-то тут не так, — озабоченно открывался отцу Блязер. — это не похоже на торговлю, а скорее на грабеж. Я, как будто на обед, сразу закрыл магазин на замок. Думаю сейчас свой интерес прикрыть, товар придержать, а лучше всего — спрятать». Блязер доверительно попросил моего отца помочь ему переместить текстильный товар из магазина в свою квартиру.

Советские военные начальники и присланные чиновники, туча которых приехала в город, в первые недели, словно борзые, бегали по львовским магазинам, скупая все: ювелирные изделия, ткани, кожу, одежду, обувь, часы, фотоаппараты, мебель. Словом, все полностью — включительно до пуговиц и швейных ниток. Другие, рангами повыше, и энкаведисты отоваривались прямо на львовских торговых базах. Известен случай того времени, когда известный «русский писатель» Алексей Толстой специально примчался во Львов отвариться на базе мужскими костюмами. Ясно, что не за их полную стоимость. Попадались также такие приезжие покупатели, которые заявляли ошарашенному хозяину: «Куплю все, что имеете в магазине». В этой ситуации озадаченные собственники магазинов стали массово припрятывать товар, хотя за утаивание власть угрожала наказанием. Гальперн тоже спрятал свой товар, то есть перенёс его через порог торгового зала в жилые комнаты. По доносу недоброжелателей милиция повела у него обыск. Гальперна как спекулянта за найденный его же собственный товар показательно осудили на четыре года заключения. Принимая во внимание возраст, такой приговор был равносилен смертному. Вот так пропал старый Гальперн с Клепаровской.