Огонь уже охватил последний бастион защитников города, когда на крыше (это читаем мы у Аппиана) показалась жена Гасдрубала, «украшенная, насколько можно в несчастии, и, поставив рядом с собой детей, громко сказала Сципиону:
– Тебе, о римлянин, нет мщения от богов, ибо ты сражался против враждебной страны. Этому же Гасдрубалу, оказавшемуся предателем отечества, святилищ, меня и своих детей, да отомстят ему и боги Карфагена, и ты вместе с богами.
Затем, обратившись к Гасдрубалу, она сказала:
– О преступный и бессовестный, о трусливейший из людей! Меня и моих детей похоронит этот огонь. Ты же, какой триумф украсишь ты, вождь великого Карфагена?! И какого только наказания ты не понесешь от руки того, в ногах которого ты теперь сидишь?
Произнеся такие оскорбительные слова, она зарезала детей, бросила их в огонь и сама бросилась туда же».
Защитники Карфагена постарались, чтобы враги получили как можно меньше добычи с этой позорной войны против безоружного города. «О величии разрушенного города можно судить, не говоря уже о прочем, по продолжительности пожара, – пишет Флор. – За 17 дней едва смог угаснуть огонь, который враги добровольно направили на свои дома и храмы: если не смог устоять против римлян город, должен был сгореть их триумф». Аппиан сообщает интересную подробность: «И Сципион, как говорят, видя, что этот город, процветавший 700 лет со времени своего основания, властвовавший над таким количеством земли, островами и морем, имевший в изобилии и оружие, и корабли, и слонов, и деньги наравне с величайшими державами, но много превзошедший их смелостью и энергией; видя, что этот город, лишенный и кораблей, и всякого оружия, тем не менее в течение трех лет противостоявший войне и голоду, теперь окончательно обречен на полное уничтожение, – видя все это, Сципион заплакал и открыто стал жалеть своих врагов».
«Он разрушил до основания этот город, ненавистный римлянам (поскольку в нем видели соперника их власти, а не из вреда, который он мог бы принести в это время), сделал Карфаген памятником своей доблести – его дедом он был сделан памятником милосердия», – подводит итог Веллей Патеркул.
Не столько жалел карфагенян внук того самого Сципиона, который победил Ганнибала в битве при Заме. Видя гибель величайшего города мира, Публий Сципион предчувствовал судьбу и собственного города. Среди всеобщей радости римлян, кажется, лишь один разрушитель Карфагена терзался мыслью, «что некогда другой кто-нибудь принесет такую же весть о моем отечестве». Полибий справедливо отмечает: «На вершине собственных удач и бедствий врага памятовать о своей доле со всеми ее превратностями и вообще среди успехов ясно представлять себе непостоянство судьбы – на это способен только человек великий и совершенный, словом, достойный памяти истории».
Римляне не стремились заглядывать в далекое будущее, и уничтожение целого народа (древний геноцид) вызвало в их сердцах величайшую радость. «Они так были поражены победой, – рассказывает Аппиан, – что не верили ей и вновь спрашивали друг друга, действительно ли разрушен Карфаген». Хотя со времени окончания 2-й Пунической войны прошло более полувека, но мстительные римляне помнили, «что перенесли они от карфагенян в Сицилии, Иберии и в самой Италии в течение 16 лет, когда Ганнибал сжег у них 400 городов и в одних битвах погубил 300 тысяч человек и часто подступал к самому Риму, подвергая его крайней опасности». Римляне ничего не забыли; после победы над Ганнибалом они стали единственными законодателями международного права, и никто не смел им возразить.
Распродав захваченную добычу, в том числе уцелевших карфагенян, Сципион по древнему обычаю собственноручно сжег вражеское оружие, машины и корабли. Сенаторам этого показалось мало – «они решили, чтобы все, что еще осталось от Карфагена, Сципион разрушил, и запретили кому бы то ни было заселять это место; они прокляли того, кто вновь заселит это место, особенно Бирсу и так называемые Мегары, но вступать на эту землю не запретили» (Аппиан). Таков был урок Рима. Также приняли решение уничтожить все города, что сражались на стороне Карфагена либо оказывали ему помощь. А вот Утика, первой перешедшая на сторону римлян, получила в награду земли до самого Карфагена. В том же 146 году до н. э. она стала столицей римской провинции Африка, основанной на землях уничтоженного соперника.
Одновременно с Карфагеном в 146 году до н. э. римляне разрушили на другом континенте другой знаменитый город – жемчужину Эллады, Коринф. Как это ни кощунственно, Полибий ставит в более выгодное положение уничтоженных как народ карфагенян по отношению к грекам: «Под тяжестью бедствий карфагеняне, по крайней мере, совершенно исчезли с лица земли и на будущее время утратили чувство собственного несчастья: напротив, эллины не только сами своими глазами видели свои бедствия, но еще передали память о них детям и через детей – внукам. Насколько более жалкими почитаем мы тех людей, которые влачат дни свои под тяжестью кары, нежели тех, кто пал жертвою самого преступления, настолько же бедствия эллинов заслуживают большей жалости, нежели судьба карфагенян.»
Читать дальше