Кстати говоря, ситуация может быть «закручена» настолько, что может показаться изначально фантастической. Скажем, в СТЭМе «харьковских ментов» (1998), где в дом к ГАИшнику попадал инопланетянин. Но успех этого конкурса определялся все же тем, что в основе лежала вполне жизненная ситуация общения милиционера с абсолютно незнакомым человеком, парадоксальной аллегорией которого и оказывался пришелец.
Прелесть заключается в том, что придумать саму по себе смешную ситуацию, в общем-то, не сложно. И любая из них теоретически может быть «маразматизирована» до уровня СТЭМа. Главная проблема, которая, впрочем, возникает всегда, как только дело касается европейской драматургии, – это найти финал. Беда в том, что в реальности такие ситуации чаще всего не имеют яркого одномоментного финала, они – «рассасываются» или логическая точка конфликта происходит где-то в будущем. Понятно, что для сценического воплощения в СТЭМе это непригодно. Но самое обидное, что, как правило, эта самая логическая точка оказывается слишком логичной и потому – несмешной!
Дурную шутку играет с авторами и логика самого СТЭМа. Действие ненормальных людей в ненормальной ситуации настойчиво подсказывает им, что в конце или должны явиться санитары, или герой должен проснуться. И это, разумеется, плохо – во-первых, потому что стандартно, но главное – потому что слишком логично!
Вообще говоря, во многих классических СТЭМах, которые строятся действительно на развитии, на усугублении, так сказать, «маразматичности ситуации», естественным финалом является своеобразный ее коллапс, когда запредельность парадокса эту ситуацию уже просто разрушает. Так, удар в ухо преподавателю со стороны абитуриента института физкультуры означал однозначный финал в полуфинальном СТЭМе «Уральских пельменей» (2000). Вполне естественная развязка была и у Томска на суперфинале-2000, когда интервьюер просто начинал орать на «самого умного человека планеты», и тому вроде ничего и не оставалось, как уйти. Это, конечно, – самый классический и уже потому самый чистый СТЭМовский ход. Но воплотить его часто бывает почти невозможно, поскольку уж очень ограничен набор ситуаций, в которых он подразумевается.
Хорошо, конечно, если у ситуации есть собственное окончание, тогда оно, даже не будучи смешным, во всяком случае, не смотрится неестественно. Как, скажем, в «питерском» СТЭМе (1999) «Колобок» в постановке Р. Виктюка. Вроде как, сказка кончилась, и СТЭМ можно заканчивать. И все же лучшим вариантом в любой КВНовской постановке, сделанной по законам классической драматургии, является финальный выверт, парадоксальный даже по отношению к всему предыдущему сюжету. (И у «питерцев», кстати говоря, он был и сильно украсил финал, несмотря на то, что в данном случае его отсутствие можно было бы пережить. Речь идет о длинном театральном раскланивании главных героев. И упоминаемый конкурс «пельменей» приобрел окончательную завершенность, когда добавился парадоксальный ход: победивший абитуриент сам сразу же стал преподавателем).
Увы, стоит сразу предупредить, что попытка «подпереть» незавершенность сюжета в СТЭМе привычной финальной песенкой абсолютно не спасает положение, а скорее даже вредит (кроме отдельных случаев, о которых мы еще скажем). Зрители, видевшие еще один знаменитый СТЭМ НГУ (1997) в зале, помнят, что, испугавшись собственного ощущения незавершенности, после блестящей прогулки «грибников» по залу, как по лесу, они потом еще минуты две пели на сцене под гитару, сидя у костра. И очень ошиблись, потому что как раз у этого СТЭМа финал был, что и было легко продемонстрировано в телеверсии, где песня была отрезана.
Глядя снизу вверх из зала на Маслякова, стоящего на сцене да еще и за трибункой, герой спрашивал «А на деревьях грибы растут?»
Нет, – отвечали ему.
Значит – шишка!
Удивительно, но сами авторы, воспитанные на классическом СТЭМе, никак не могли поверить, что финалом СТЭМа КВНовского может быть не действие, а просто неожиданная фраза, которая к тому же неожиданно вводила нового героя.
Впрочем, есть этому одно легкое объяснение. «Грибники» уже не были СТЭМом в изначальном понимании этого жанра. В нем не было никакого развития: задавалась изначальная ситуация, и шел просто набор реприз и ГЭГов, которые теоретически можно было совершенно спокойно переставлять местами (кроме, разумеется, последней фразы). То есть по жанру это было на самом деле непривычно сильно театрализованное приветствие с исключительно контекстными репризами, эдакое «действо в пространстве».
Читать дальше