Мирослав Морозов - Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Еще драматичней развивались события в бухтах Херсо­несского полуострова, куда с Кавказа перелетело несколько летающих лодок. В. И. Раков вспоминал:

«Посадка на гидросамолеты была сопряжена с большими трудностями. Люди набивались в катер, и он, почти черпая бортами воду, переваливаясь на волне до предельного крена, вез их.

Некоторые пассажиры, не дождавшись полной остановки катера, начинали прыгать с него на самолет.

— Не прыгайте! Проломите крыло! — кричали летчики.

К счастью, повреждений ни один самолет не получил. Не­сколько человек упало с катера в воду, но их удалось выта­щить. Другие добирались к самолету вплавь, не надеясь на катер.

Вначале это были просто нетерпеливые. Потом село на воду разом три самолета, а катеров было всего два. Так же обстояло дело и в соседней Камышовой бухте. Тогда многие, перестав уповать на катер, поплыли сами.

Но если с берега казалось, что самолеты совсем близко, то в действительности это было не так. Бросившись в воду в одежде, измученные люди тонули. Некоторые поворачивали обратно, но не все смогли добраться до берега».

Около 3 часов ночи 1 июля на подводных лодках «Щ-209» и «Л-23» Херсонес покинули штаб и Военный совет Приморской армии во главе с генералом Петровым.

Несколько позже, уже перед самим рассветом, на взлет пошли те самолеты 3-й ОАГ, которые удалось ввести в строй в течение дня — четыре Як-1, три И-16, по одному Ил-2, И-153, И-15бис и четыре У-26. На «иле» лейтенанта Мишина сразу обнаружились неполадки, и ему пришлось тут же приземлять­ся. Перелет остальной группы также не прошел без осложне­ний. Один из «яков» потерял ориентировку и совершил выну­жденную посадку в горах в районе города Гудауты, другой — из-за неполадок сел в море в районе Туапсе, но его пилот — летчик Осипко — спасся. Три У-26 также потеряли ориенти­ровку и своевременно на аэродром не прибыли, но впослед­ствии все они были найдены разбитыми на своей территории.

Гораздо более печальная участь постигла тех, кто остался на аэродроме Херсонесский маяк. До утра наземный состав 3-й ОАГ занимался уничтожением неисправных самолетов — их просто сбрасывали со скалистого обрыва. В этот момент часть из них была уничтожена артиллерийским огнем (три Як-1 и один И-153) и утренним штурмовым ударом «мессершмит­тов» (один УТ-16, три У-26 и один тренировочный УТ-2). Тем не менее на аэродроме все еще оставались три исправных УТ-16. Они входили в состав сводной эскадрильи 23-го шап, которую командование 3-й ОАГ решило оставить на аэродро­ме, чтобы продолжать ночные удары по войскам противника. Командовать эскадрильей остался сам командир полка капи­тан М. И. Ахапкин. Не исключено, что оставшиеся машины со­вершили еще несколько вылетов в ночи на 1 и 2 июля, но их учет вести было уже некому. В связи с общим коллапсом судь­ба остатков эскадрильи и самого Ахапкина осталась неиз­вестной. Из свидетельств очевидцев и оперативной сводки ВВС ЧФ ясно только, что на рассвете 2 июля последний уце­левший УТ-16, пилотируемый сержантом Шапкариным, совер­шил попытку перелететь в Анапу. При этом Шапкарин перево­зил в самодельной кабине, прорубленной в гаргроте самоле­та, адъютанта эскадрильи Гривцова. То ли у самолета отказал старый мотор, то ли он не был рассчитан на такую нагрузку, но у побережья Кавказа «утенок» потерпел катастрофу… Судьба последней машины севастопольской авиагруппы оказалась печальной.

1 июля стал последним днем, когда самолеты люфтваффе принимали участие в массированных налетах против остатков войск СОРа. Даже несмотря на то, что лишенные командиров и боеприпасов советские подразделения утратили способ­ность оказывать организованное сопротивление, темп налетов не спадал. Всего же за пятидневный период финального штурма (28 июня — 2 июля) VIII авиакорпус произвел 4805 са­молето-вылетов, или по 961 самолето-вылету в сутки. В соз­давшихся условиях продолжение столь массированных уда­ров действительно не могло не отразиться на моральном духе уцелевших защитников. В своих мемуарах М. В. Авдеев приво­дит свидетельство медсестры 3-й ОАГ Такжейко:

«…Вера Такжейко познала все ужасы отступлений и радо­сти побед, прослужив в армии вплоть до 1946 года. Она оста­валась с ранеными в огненном Севастополе даже тогда, ко­гда с Херсонесского маяка взлетел последний советский са­молет. Вот что она позднее написала мне об этих днях:

«30 июня 1942 г. улетела вся последняя авиация с Херсо­несского маяка. В Севастополь вошли немцы. Все советские части отступили к нашему маяку. Бомбили нас страшно с 5 утра до 21 часа. Бомбы сыпались разных калибров. Вверх жутко бы­ло поднять глаза — сплошные самолеты. Кроме того, фашист бил еще из тяжелой мортиры, которая стояла в Бахчисарае. Это был кромешный ад. Я никогда позже за всю войну не видела так много убитых и раненых. Их некуда было девать. Перевя­зочного материала не было, рвали простыни и перевязывали.