Мирослав Морозов - Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Советская авиация над полем боя фактически не появля­лась. В предрассветные часы слетали 12 У-26, пять УТ-16, «чайка» и три И-15бис (один из них разбился при взлете), днем и вечером — шесть Ил-2, три старых истребителя в ва­рианте штурмовиков и 11 различных истребителей в качестве воздушного эскорта. По докладам, штурмовикам удалось уничтожить две зенитные батареи, два миномета и до двух взводов пехоты. Прикрывающие истребители — капитан Сап­рыкин и лейтенант Лопацкий из 45-го иап — доложили о сбитии Ju-88, но немецкая сторона подтверждает только поврежден­ный в воздушном бою разведывательный «хейнкель». В лю­бом случае этот воздушный бой стал последним, где советские и немецкие летчики пытались помериться силами в севасто­польском небе. От огня зениток советская сторона потеряла «ил» капитана Куликова (выпрыгнул с парашютом), а «чайка» лейтенанта Петрова скапонировала при посадке. Еще пять «яков» были повреждены на аэродромах артиллерийским ог­нем. Совершенно очевидно, что в создавшихся условиях бое­вая деятельность остатков 3-й ОАГ уже никак не могла повли­ять на сложившуюся обстановку.

Из-за отсутствия связи с частями весь масштаб произо­шедшей катастрофы командованию СОРа удалось осознать только к утру 30 июня. В 09.50 Октябрьский, который еще не­давно был убежден, что с часу на час противник прекратит штурм из-за понесенных тяжелых потерь, дал телеграмму следующего содержания:

«Противник ворвался с Северной стороны на Корабель­ную сторону. Боевые действия протекали в характере улич­ных боев. Оставшиеся войска сильно устали, дрогнули, хотя большинство продолжает геройски драться. Противник резко увеличил нажим авиацией, танками. Учитывая сильное сни­жение огневой мощи, надо считать, что в таком положении мы продержимся максимум 2—3 дня.

Исходя изданной конкретной обстановки, прошу Вас (те­леграмма адресовалась наркому ВМФ Кузнецову и маршалу Буденному. — М. М.) разрешить мне в ночь с 30 июня на 1 ию­ля вывезти самолетами 200—250 человек ответственных ра­ботников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, са­мому покинуть Севастополь, оставив здесь своего замести­теля генерал-майора Петрова».

Чтобы правильно оценить значение этой телеграммы, не­обходимо заострить свое внимание на двух основных момен­тах. Во-первых, в отличие от существовавшей практики, она была подписана не Военным советом СОРа, а лично вице-ад­миралом Октябрьским. О ее существовании даже среди руко­водителей обороны не было известно до вечера 30 июня.

Во-вторых, говоря о том, что защитники Севастополя «дрогнули», адмирал, мягко говоря, возводил на них напрас­лину. Характерный момент: в изданном в 1979 г. издательст­вом «Наука» военно-историческом исследовании — мемуарах П. А. Моргунова «Героический Севастополь» слово «дрогнули» было стыдливо заменено многоточием.

Тем временем штурм города продолжался. Солдаты При­морской армии и матросы Черноморского флота отказыва­лись верить в то, что переживший самые тяжелые моменты ноября и декабря 41–го Севастополь не устоит. Свыкнуться с этой мыслью для многих оказалось невозможно — легче ока­залось погибнуть в бою, продав свою жизнь как можно доро­же. Не желая терять и так сильно потрепанную пехоту, Ман­штейн использовал старую тактику — массированные удары артиллерии и авиации по любому очагу сопротивления с по­следующей «зачисткой» его пехотными подразделениями. Это была именно «зачистка», поскольку после сбрасывания в пределах небольших участков территории многих тонн метал­ла об организованном сопротивлении речь уже, как правило, не шла. 30 июня самолеты VIII авиакорпуса совершили 1218 самолето-вылетов и сбросили 1192 тонны бомб — примерно по тонне на каждого вышедшего из строя в течение суток за­щитника черноморской твердыни. И это не считая артилле­рии, которая как минимум удваивала этот показатель! Тем временем, пока в Севастополе кипели уличные бои, большая часть немецких войск обошла город с юга и продолжала на­ступление в направлении мыса Херсонес. Несмотря на то что войска СОРа все еще насчитывали около 80 тысяч человек, в качестве организованной вооруженной силы к исходу дня могли рассматриваться только 5,5 тысячи, входившие в со­став 109-й стрелковой дивизии, 142-й бригады и четырех сводных батальонов, созданных на базе подразделений бере­говой обороны, ВВС и зенитной артиллерии. К исходу дня враг занял аэродром Юхарина балка. Еще раньше все оста­вавшиеся на нем исправные самолеты перелетели на аэро­дром Херсонесский маяк. В ночь на 30-е 3-я ОАГ вступила в бой в последний раз — на штурмовку и бомбометание шесть раз вылетали У-26, 12 УТ-16, три И-15бис и один И-153. Их ос­новной целью являлись батареи противника, совершавшие круглосуточный обстрел взлетной полосы и препятствовав­шие посадке транспортных «Дугласов». Задолго до разреше­ния общей эвакуации началась эвакуация авиационной техни­ки. Перед рассветом 30-го в направлении Анапы вылетели шесть Як-1, семь Ил-2, два И-153, по одному ЛаГГ-3, И-16 и И-15бис. Одним из «яков» управлял сам командующий ВВС ЧФ. «По решению Военного совета, — вспоминал В. И. Раков, — улетел В. В. Ермаченков, предупредив, что с «большой земли» пришлет транспортные самолеты для эвакуации с аэродрома оставшихся раненых, членов Военного совета, личного соста­ва авиационной группы и всех остальных.