Андерс Стриннгольм - Походы викингов

Руан, [72] В средние века он назывался также Rodom, Rotbam, Rotam, Rotumon (испорченное Rotoinagus римлян); почему норманнские герцоги в старинных наших сагах называют Rude jarlar. где Рольф учредил свое главное пребывание, был укреплен; разрушенные стены поправлены, построены замки, разоренные церкви восстановлены; благодаря заботливости тех самых людей, которые недавно жестоко опустошали эти страны, умножились там города и деревни; поросшие лесом земли превратились в плодородные поля.

В древнейшем собрании нормандских законов есть известие, что Рольф, сделавшись государем Нейстрии (страны, после поселения в ней норманнов названной Нормандией), воскресил древние обычаи и постановления; когда же он стал немощным, он советовался с мудрыми стариками, знавшими в подробности старинное судопроизводство, велел представить себе Салические и Рипуарские законы, которыми управлялись франки, исправил их и применил их к нравам и обычаям своего народа, по совету разумных и сведущих людей, поставил межевые знаки между пограничными и соседними странами и, подобно другому Ромулу, сделал свое герцогство пристанищем чужеземцев и изгнанников, давая всем недвижимую собственность и покровительство законов.

Ддя защиты собственности от насилий он ввел поставления, что всякий укрыватель, наравне с вором, подвертит себя смертной казни. Есть сказание, что он приказал оставлять на пашнях плуги и пускать по воле лошадей, волов и ослов, и обещал платить из своей казны, по назначеной цене, за всякий ущерб, причиненный воровством или разбоем. Одна крестьянки, с ведома мужа, украла свой собственый плуг: хотели испытать герцога и закон его. Воровство открыто со всеми его обстоятельствами, но герцог не умел шутить законами: крестьянин и жена его были повешены.

Эта строгость, по словам норманнских летописей, довела до того, что в его время никто не осмеливался грабить и воровать в его герцогстве. На дубе в лесу Марре, недалеко от Руана, Рольф велел повесить золотой браслет. [73] Прежде в Нормандии показывали много мест, где висели такие браслеты, сначала в Руанском лесу, потом близ Каяка и, наконец, близ Магге aux Annеaux, по дороге в Руан. Там висел он три года, и никто не прикоснулся к нему: до того боялись бдительности старого герцога. В подобных сказаниях, выдуманы они или истинны, из рода в род переходило воспоминание о порядке и всеобщей чесности под мощным правлением этою человека.

В старости он держал кормило правления такой же твердой рукой, как руль викинга в молодости. Когда во Франции по отзыву одного французского писателя, королевская власть находилась в пренебрежении, все отрасли управления пришли в неверное, сомнительное положение, старый морский разбойник умел сохранять порядок и законы и снискать себе уважение во всех сословиях своего народа. Бретонцы, беспокойные жители Бретони, все еще сохранявшие некоторую независимость и чувство свободы и часто надоедавшие французским королям, оказали в покорности герцогу Нормандскому; но Рольф привел их под свою власть с такой силой, что Бретань впоследствии безусловно повиновалась ему и его потомкам.

Французы с завистью смотрели на цветущую Нормандию, возраставшую в силах и населенности, обитаемую иноземцами, врагами, варварами. Карл Простой тайно посылал соглядатаев к дочери, Гизеле, — это узнали некоторые норманнские вельможи; боясь коварно замышляемого присоединения Нормандии снова к Франции, они встревожились и предостерегли герцога. Не с такой скоростью дошла эта весть до него, с какой он рассеял все опасения сильной мерою; сначала позвал к себе посланников, потом велел отвести их на площадь и там казнить всенародно. Гизела умерла со страха и горя, король гневался.

Французы дивились, однако ж никто не трогался. Когда: герцог Роберт, крестный отец и друг Рольфа, имея ппротив Карла Простого тайные замыслы, хотел увериться в помощи герцога, этот, не одобрив его намерений, отвечал его послу: «Скажи своему государю, что он поступает несправедливо; я не против войны его с королем, если он имеет причины на то, но никогда не похвалю, что он хочет отнять государство у Карла».

Значение, которое Рольф доставил себе через это, переходило с герцогством, как наследство, из рода в род, от отца к сыну: герцоги Нормандские почти все отличались мощью в управлении государством. Норманны также передали потомкам свой воинственный, рыцарский дух, бесстрашную храбрость, честолюбие и любовь к странствованиям; последняя осталась навсегда резкой чертой в нормандском народе и более всего другого затрудняла совпадение его нравов с нравами французов.