Андерс Стриннгольм - Походы викингов

Уверенность в человеколюбии и добродетели ближнего не была чужда скандинавам. Раздоры оканчивались нередко тем, что один из соперников отдавался в руки другого, предоставляя ему назначить себе наказание. Это благородное доверие к чувству справедливости обнаруживалось в разных случаях жизни. Один исландец, Торстейн Фагре (Красивый), убил другого исландца, Эйнара, за вероломство. Отец Эйнара, с помощью Торгильса, решился отмстить за смерть сына. Торгильс пал на поединке, но Торстейн Фагре убежал и был изъявлен на тинге вне закона. Спустя пять лет он воротился, пришел к отцу Торгильса, Торстейну Хвите, и положил свою голову на колени к нему: это был таинственный обряд, означавший, что он отдает жизнь в его волю. Старик отвечал: «Не хочу я твоей головы: ушам приличнее быть там, где они есть; распоряжайся моим имением, пока мне это будет угодно».

Другой исландец, Гисли Иллугесон, пришел из Исландии в Норвегию, чтобы отыскать Гьяфальда, убийцу своего отца. Гьяфальд служил при дворе короля Магнуса Барфота (Босоногого) и пользовался его особенной благосклонностью. Однажды, когда король отправился в Нидарос с дружиной, среди которой находился и Гьяфальд, Гисли, улучив удобную минуту, вдруг бросился вперед и нанес Гьяфальду смертельный удар. Это было самое тяжкое уголовное преступление. Гисли схватили, сковали, бросили в тюрьму.

В это время стояли при Нидаросе три исландских корабля; начальником одного из них был Тейт, сын епископа Гицура; число всех исландцев на трех кораблях простиралось до трехсот человек. Они собрались вместе и советовались, но не могли придумать, как им поступить в этом случае. Наконец Тейт стал говорить: «Никакой чести нам не будет, если убьют нашего одноземца и храброго солдата; но все мы видим, опасно приниматься за это дело и что он будет стоить имения и жизни: мое мнение таково, чтобы всем нам идти на тинг; если Гисли нельзя оправдать, то мы погибнем или выиграем наше дело, выбрав себе вождя». Все отвечали, они согласны и выбирают его вождем. Потом отправились в баню; но в ту же минуту затрубили сбор на тинге. Тейт выбежал из бани в одном белье, с золотой повязкой на лбу; наскоро накинув на себя темно-красный плащ на белом меху, явился к своим, которые в одну минуту собрались, предупредить подручников короля; они опрометью бросились к тюрьме, разломали ворота и вынесли оттуда Гисли, разбили его оковы и пошли с ним на тинг.

Суд начался: одни говорили в защиту виновного, друг настойчиво требовали ему строгой казни за неслыханную вину. Наконец, сам Гисли вышел вперед и просил позволения сказать несколько слов. Когда король это дозволил, он продолжал: «Я начну речь с убийства моего отца, котор совершил Гьяфальд; мне было тогда шесть лет, a брату Тормоду, девять; мы, дети, были свидетелями убийства нашего отца. Гьяфальд грозился убить и нас, и, совестно рассказывать, государь, что рыдания задушали меня!» — «Так ты, — прервал король, — отвел себе дух дерзким преступлением?» — «Не запираюсь, — отвечал Гисли, — долго подстерегал я с кровавым умыслом Гьяфальда; два раза случай мне благоприятствовал; но один раз я не хотел оскорбить святыни храма, а в другой удержал меня вечерний колокол. Я сложил про тебя песню, король, и желал бы, чтобы выслушал». — «Если хочешь, — сказал король, — расскажи ее». Гисли наскоро прочитал стихи свои, потом, обращаясь к Тейту, сказал: «Много смелости вы показали; но не стану долее подвергать вас опасности, отдаюсь во власть короля и несу ему свою голову». Сказав это, он снял с себя оружие, подошел к королю и положил голову на его колени, говоря: «Делайте с нею, что вам угодно. Буду благодарен сейчас, если меня простите и возьмете в свою службу, какую найдете для меня приличнее». — «Возьми назад свою голову и садись за стол на место Гьяфальда, подкрепи себя едой и исправляй его обязанность!»

Подобным же образом добыл себе дружбу и покой и Торкель, сын Анундов, у великодушного и могущественного Торфинна на Оркадских островах. Торкель лишил жизни Рейнгарa Рагнмундура, брата Торфиннова, и однажды, неожиданно явившись к ярлу, когда он сидел у себя и пировал, положил свою голову на его колена и сказал, что он может делать с ним, что ему угодно. Это подействовало на ярла, он принял его как своего знакомого и совершенно простил его.