Андерс Стриннгольм - Походы викингов

Греческое войско было разбито с большим уроном. Киръялакс составил новый строй из франков и флемингов. И эти вернулись с окровавленными головами. Царь очень рассердился на своих воинов, а они говорили: «Пусть он примет варягов, его винные мехи». Царь отвечал на то, что он погубит так свое лучшее сокровище и не пошлет горсть людей, как ни храбры они, против такого многочисленного скопища. Но варяжский вождь, Торир Хельсинг, вмешался в разговор и сказал: «Хотя бы на дороге, по которой пойдут они пылал огонь, я и мои товарищи перескочим через него, лишь бы вы, государь, на будущее время жили спокойно». Царь советовал им сделать благочестивый обет к Олафу и помолиться ему о покрове и защите. Они ударили по рукам, условившись выстроить в Миклагарде церковь во имя св. Олафа на свое иждивение и с помощью других добрых людей. Потом построились, покрылись щитами смело, весело пошли на неприятельский стан. Они ворвались в него и проложили дорогу грекам и франкам, которые, видя успех варягов, спешили помочь им, также проникли в стан и жестоко разбили неприятеля, Весь варяжский отряд состоял только из 450 человек; неприятеля было в 60 раз больше, но при самой первой стычке на них напал такой страх, что все они тотчас же пустились бежать. Их король видел, что какой-то знатный человек на белом коне разъезжал перед варяжскими рядами. Никто другой не видал его. [203]

Весьма вероятно, что это украшенное происшествие в саге указывает на такое же с императором Иоанном Комнином (сын и преемник Алексея, царствовавший с 1119 по 1143 гг.) в походе против печенегов, или так называемых Пацинацких скифов, вышедших из своих жилищ в Подолии и грабивших греческие области. Иоанн нашел печенегов под прикрытием телег и для нападения хотел спешить своих всадников. Войско не соглашалось на то. Тогда император заставил варваров, стоявших возле него с секирами, двинуться вперед и изрубить неприятельские телеги. Они исполнили это, и потом император овладе станом.

Развязка всех сражений обыкновенно зависела от варваров, служивших в греческом войске. Но из этих иноземцев особенно варяги пользовались славой храбрости и воинской опытности. Всегда употребляли их там, где шел самый жаркий бой и где нужна была особенная отвага. Во всех походах, в которых император принимал личное участие, варяги всегда окружали его и защищали знамя империи.

Когда же он находился в столице, варяги составляли стражу при большом императорском дворце и при дверях дворцовых комнат. Они стояли на часах у императорских сокровищ и регалий, которые хранились в особенной комнате большого дворца, называемой «вестиарион». [204]При вошествии на престол нового государя, он отправлялся из дворца в церковь для венчания и миропомазания от патриарха империи; когда проходил потом к алтарю для приобщения святых таинств, его окружали с обеих сторон варяги и 100 благородных юношей.

Варяги провожали государя во всех его путешествиях. Когда приезжал он в укрепленный город, им вручались ключи от городских ворот на все время пребывания их в городе. В день Иоанна Крестителя государь посещал Петровский монастырь; в день Сретения с торжественным крестным ходом он отправлялся во Влахернскую церковь; так же во все другие празднования священных воспоминаний он ездил на богомолье к святым покровителям города. При таких случаях варягами начальствовал их вождь, шедший возле императора, почему и назывался почетным именем Akolutbos, спутник, как лицо, всегда неразлучное с особой государя. В Рождество Христово, которое праздновалось с особенным великолепием, варяги стояли в церкви у столбов и ступеней престола, держа секиры в руках до появления императора; потом обыкновенно клали их себе на плечо. В Вербное воскресенье они принимали участие в расхищении богато украшенной и убранной дарами галерее, которая устраивалась между императорскими комнатами и церковью и после торжества отдавались придворным. В тот же день у государя бывал общественный стол; после высших сановников империи и различных придворных, поочередно приносивших поздравления императору, входили к нему, устроясь по-своему, и варяги, желали ему долгой жизни на своем родном языке и при том взмахивали секирами и скрещивали их со страшным стуком. С такой же торжественностью обедал император в праздники Пасхи и Пятидесятницы; тогда варягам отпускались кушанья с его стола на золотых и серебряных блюдах.

Из византийских писателей мы узнаем, что греки не без зависти смотрели на доверие и высокую благосклонность императора к этим полудикарям, которые «не говорили, а скорее плевали из уст, которых греческий язык походил на дикое эхо военных песен, отражаемое устами их родины». С неудовольствием также видели, что «эти варвары, по щедрости государя, получают столько денег и драгоценностей, сколько прилично было бы иметь лучшим людям из благороднейших народов».