Юлия Пушнова - Клеопатра - История любви и царствования

Октавиан медленно, громко, так, чтобы все услышали и осознали сказанное, начал: «В своем завещании Марк Антоний решил разделить свое наследство так, что все свое состояние, деньги, земли он оставляет детям от египтянки. Здесь же он торжественно подтверждает, что Цезарион является законным сыном и наследником Божественного Юлия Цезаря. Двое дочерей Антония от законной супруги Октавии не получают ничего.

Свое тело в случае смерти он завещает пронести в торжественной процессии по Форуму и затем похоронить в Александрии рядом с телом египтянки».

Уже было известно, что в то же самое время Клеопатра решила воздвигнуть себе погребальное сооружение, достойное величайшей из цариц. Надо сказать, что подобное явление было характерно не только для династии Лагидов. Большинство восточных монархов еще при жизни, не чувствуя приближения смертного часа, заботились о том помещении, где будет покоиться их бренное тело. С преувеличенным вниманием они следили за строительными работами, украшая гробницу с неподражаемой роскошью. Клеопатра не думала о том, что недалек момент ее смерти. Ничто в те дни не предвещало трагедии, которая случится менее чем через четыре года. Она была всесильной, цветущей, прекрасной женщиной, и приказ построить себе усыпальницу был частью ее спектакля, в котором Антонию отводилось не последнее место. По завещанию он хотел покоиться рядом или, может быть, вместе с ней в царской гробнице.

Неожиданно для себя царица замечает, что с началом строительства меняется ее настроение. Видя, как стараются архитекторы, она ощущала приближение неизвестного ей дотоле чувства, как будто подводился итог всей прошлой жизни. Желанные до сих пор беременности, которые были и радостью, и средством достижения определенных целей, теперь не привлекают ее. И она вдруг становится бесплодной. Ночи любви возвращают ей молодость, она на мгновение забывает о возрасте и страхах, но в итоге не наступает беременности. Антоний подозревает, что не обходится здесь без вмешательства личного врача Клеопатры, знакомого с действием всевозможных отваров и мазей. Он не протестует, ведь четыре ребенка были идеальным наследием двух великих политиков. Может быть, и не следовало нарушать этот созданный образ мирового владычества?

Чтение завещания Антония в сенате произвело оглушительное впечатление. Октавиан сопровождал чтение документа собственными насмешливыми, а подчас и оскорбительными комментариями. «Антоний, – говорил он, – всецело подчинил себя Клеопатре. Он даже умереть хочет у ее ног. Он недостоин называть себя гражданином великой империи! Он дарит своей любовнице знаменитую на весь мир пергамскую библиотеку, в которой хранится двести тысяч ценнейших свитков, подчеркивая ее превосходство в уме. Он во время пира бросается растирать ей ноги, как только замечает утомление своей „возлюбленной“! Он бросает послов и правителей других государств, чтобы явиться перед ней по малейшему ее капризу!»

Сенаторы, однако, хранили осторожность в высказываниях по поводу обнародования документа. Они помнили, как после мартовских ид обожествили ранее опозоренного Цезаря. Святотатственное поведение Октавиана возмущало, и сенаторы чувствовали растерянность. Кому теперь верить? За кем идти?

Октавиан решил, что нельзя не воспользоваться создавшимся неустойчивым положением. Ему без труда удалось провести решение, в результате которого Антоний был лишен всех его титулов и низведен до положения частного лица.

У Антония в Риме было немного друзей, но они все же предпринимали отчаянные попытки помочь ему, влияя на общественное мнение. Они публично опровергали слухи и сплетни, порочащие честь друга.

Самый решительный из них – Геминий, даже поехал на Восток, чтобы поговорить с Антонием с глазу на глаз.

«Ты должен отослать Клеопатру в Александрию. Она будет жить и править в своей стране, а ты сможешь навещать ее, как только захочешь. Пора вернуться домой и тебе, чтобы наладить очень сложное положение. Я жду уже несколько дней возможности поговорить с тобой, но ты видел сам, как твоя царица мешала мне». «Я прошу тебя, Геминий, если ты хочешь остаться мне другом, не порочить моей жены. Достаточно и того, что мы слышим из Рима от наших врагов. Что ты имеешь мне сказать против Клеопатры? Она приняла тебя, как дорогого гостя, а ты позоришь ее в моих глазах!» Геминий терпеливо выслушал товарища. Он лучше любого другого знал, что спорить с Антонием следует, только приводя неопровержимые доказательства и факты. Как можно мягче он попытался возразить: «Ты не замечаешь Антоний, как я, твой самый близкий друг, с первой минуты своего приезда стал объектом постоянных насмешек и откровенных издевок со стороны твоей жены». «Ах, Геминий, ты слишком придираешься к ней. Это шутки, пусть немного обидные, но просто шутки. Она ничего не имеет против тебя. Может быть, только чуть ревнует к тому, что ты можешь быть посланником Октавии. Тогда ее обида обоснованная». «Хорошо, Антоний, но ты не мог не заметить, что на всех пирах мне отводятся оскорбительно низкие места в твоей парадной зале. Я терпел только потому, что ждал возможности поговорить с тобой на трезвую голову, хотя это оказалось очень затруднительным». Антоний гневно взглянул на друга: «Ты говоришь, как враг, а не как мой ближайший друг. Ты что вслед за очернителями из Рима считаешь, что становлюсь пьяницей и не способен рассуждать трезво?» Неожиданно в залу вошла Клеопатра.