Юлия Кантор - Война и мир Михаила Тухачевского

— Товарищ нарком, комиссия не может принять ваших поправок.

— Почему? — спросил Ворошилов.

— Потому что ваши поправки являются некомпетентными, товарищ нарком»33.

Взаимная «любовь» после таких стычек крепла. Ворошилов Тухачевского ненавидел как «барчонка», как высокомерного опасного «чужака».

Снобизм Тухачевского замечали не только его недруги, но и те, кто искренне уважал его:

«Он казался всегда несколько самоуверенным, надменным, но то было сознание силы, привычка молниеносно решать, отвечая за других, предельная собранность и организованность… Маршал не убегал от встречного взгляда и отвечал собеседнику резко, прямо, как бы скрещивая с ним шпаги на бой или мир»34, — вспоминала Галина Серебрякова, которую связывало с Тухачевским чувство нежнейшей симпатии.

Г. К. Жуков считал, что «у него был глубокий, спокойный и аналитический ум», однако «ему была свойственна некоторая барственность, небрежение к черновой, повседневной работе. В этом сказывалось его происхождение и воспитание…»35 Ворошилов небезосновательно полагал к тому же, что Тухачевский хочет занять место наркома.

Видеть Тухачевского на посту наркома предпочли бы многие профессиональные военные, уставшие от неотесанных «конников» во главе армии. В этом смысле маршал несомненно имел свое «лобби». Знал об этом и Сталин, а зная, не мог быть уверенным, что кресло наркома обороны — это наивысший пост, на который не сегодня–завтра станет претендовать самый молодой в мире маршал. Но пока Сталин делал выводы, не спеша выдавать их на–гора.

Тухачевский по–прежнему высочайше обласкан. В 1936 году его даже назначили в комиссию по доработке сталинской Конституции.

Находясь на вершине своей карьеры, Тухачевский сохранил дружескую привязанность к тем, с кем судьба свела его в начале жизненного пути. Так, например, он помог своему давнему приятелю–семеновцу А. А. Типольту (служившему в его штабе в Гражданскую.) Жившего в Ленинграде Типольта, как человека с неблагонадежным происхождением (дворянин, да еще и барон), после убийства Кирова должны были выслать в Казахстан. Благодаря вмешательству маршала его не тронули. Еще один ностальгический штрих. С несомненным риском для своей репутации он помог и сестре товарища по полку П. А. Купреянова, погибшего во время того же ночного боя, в котором сам Тухачевский попал в плен, выехать из России в Германию, где жили ее родственники36. Не меньший риск — принять у себя дома опального Шостаковича, только что получившего от «Правды» разгромную рецензию «Сумбур вместо музыки».

Виталий Примаков и другие военачальники отмечали в Тухачевском остроумие, чувство собственного достоинства и неумение притворяться.

«Смелый на поле боя, он оставался таким же в общении, и потому люди мелкие, жаждущие лести, таили против него недобрые чувства.

Зато лучшие были его друзьями и учениками в военном деле.

Прямота, граничащая с дерзостью, отражалась и в его внешности, как бы созданной для военачальника. Смеялся он заразительно, не обижался по пустякам, шел грудью на врага. Такие, как Тухачевский, преследуют двоедушие и трусость»37.

«Человек атлетического, идеального телосложения, красавец, Тухачевский… тянулся к жизни, наслаждался красотой природы и людей, любил и был любим, — вспоминала Галина Серебрякова.

— Тухачевский мог бы украсить древнеримский легион, колесницу или средневековый турнир» .

Кстати, о легионе. На представительниц слабого пола Тухачевский всегда производил сильнейшее впечатление. Отнюдь не чуждаясь их общества, он выбирал не только привлекательных внешне: ему нравилась и интеллектуальность.

Среди тех дам, с которыми Тухачевский с удовольствием проводил время, кроме Серебряковой, были, например, невестка Максима Горького Н. Пешкова и руководитель детского музыкального театра Н. Сац.

У него был приятный дом.

«…Михаил Николаевич и Нина Евгеньевна умели создать обстановку непринужденности. У них каждый чувствовал себя легко, свободно, мог откровенно высказать свои мысли, не боясь, что его прервут или обидят»39, — делилась своими воспоминаниями подруга семьи Л. В. Гусева.

Невидимые миру слезы были известны немногим — Тухачевский не слишком интересовался семейной повседневностью.

«Их квартира в Доме на набережной производила впечатление как бы несколько запущенной, там не было уюта, тепла. Нина Евгеньевна казалась всегда чуть грустной. А на людях держалась весело, обаятельно улыбаясь», — рассказывает Владимира Уборевич, дочь И. П. Уборевича.