Николай Карамзин: Полный курс русской истории Николая Карамзина в одной книге

Для духовенства иноземный претендент должен был так переменить веру, чтобы сразу стать русским.

Для бояр он должен был так хорошо знать тонкости их происхождения и оказывать такие знаки внимания, как мог делать это только русский.

Для народа призванный чужой царь должен был и выглядеть так, как должен русский царь.

Конечно же, все зарубежные кандидаты этим условиям не отвечали. Московское царство так сильно отличалось от соседних стран, что иностранец в ней остался бы иностранцем. А чужого царя никто иметь не хотел. Его бы ждала та же судьба, что и первого Самозванца.

Ведь по большому счету Лжедмитрий был замечательным царем. Но все его действия оказались для тогдашней Московии неприемлемыми. За века рабства эта страна не могла оценить свободного мышления. Москва была ханжеской, чванливой, очень консервативной землей. Какие-то изменения казались ее насельникам нарушением всех устоев государства, кощунством. Ожидать, что такая страна приняла бы спокойно новые законы или даже хотя бы новую моду в одежде, – наивность. Не приняла бы. Перекроить ее по западному образцу было невозможно. Но и по образцу Орды она тоже жить не хотела, заволжские или крымские или сибирские ханы ей уже казались тогда дикарями. От этой части ордынского наследия она отходила.

Единственный возможный путь лежал через ненасильственное соединение с оторванными когда-то частями единого целого. Ни Швеция, ни Польша такими частями не были. Объединиться она могла, например, при первом сыне Ивана Грозного, став Московской и Литовской Русью. Но что бы это было за объединение? Насколько долговечное? Характер Ивана Ивановича был таков, что жаль мне тогдашней Литвы.

На то, чтобы литовские русские земли соединились с московскими и украинскими, ушли века. Московское царство тогда уже имело новую династию. К XIX веку страна была уже совершенно другой. Карамзину она казалась мощной, способной дать своему народу достойную жизнь. Превращение отсталой Московии в Российскую империю казалось ему огромным завоеванием. Для него это был правильный порядок, правильное течение исторического процесса. И этот правильный процесс направляла и удерживала только твердая власть одного человека – самодержца. Все остальные модели развития он считал губительными. Недаром бунтующие казачьи отряды XVII века он именует конфедератами или республиканцами.

Даже Речь Посполитую он называет Республикой! Нет в ней твердой власти, хотя во главе государства находится король. Не такая это полная и правильная власть, как абсолютная монархия. Но что может дать республика? Плюрализм. А борьба идей автоматически превращается в борьбу людей. И начинается время Смуты.

Эту смуту, но западную, он наблюдал во Франции. Она была отвратительной. Так что не стоит винить первого русского сочинителя романов, что он обратился к истории своей страны и увидел ее с позиции просвещенного абсолютизма. Но, читая его «Историю», об этом забывать не стоит.

Не стоит хотя бы потому, что абсолютная власть в нашей стране уже к концу его XIX столетия стала тормозом для прогресса, а еще позже империя развалилась.

Для XX века абсолютная власть приняла форму диктаторских тоталитарных государств. В одном из них мы имели несчастье родиться. Это государство тоже стремилось принять форму империи. Но и эта империя развалилась. И сегодня на необозримом пространстве бывшего СССР существуют снова отдельные государства, объединить которые в новую империю можно только силой.

Никогда не забывайте, что силой можно создать только то, что в советских учебниках когда-то именовалось «тюрьмой народов».

А Карамзин? Отдадим ему должное. Чужое мнение нужно уметь выслушивать, понимать и уважать.