М. Дитерихс - Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II

В эти первые дни надежды на волю и характер новой власти Он продолжал страдать лишь страданием Своей душевной борьбы, пережитой в дни 28 февраля, 1 и 2 марта, и, вернувшись в Царское Село, весь ушел в Семью, в нежной заботе и любви коей Он приобрел силы бороть и терпеть Свое внутреннее переживание. В эти дни Царскосельского заключения Государь ни с кем не делился мнениями или впечатлениями о текущих политических событиях. С полной покорностью воле Всевышнего Промысла, Он безропотно подчинился всем ограничительным условиям ареста, установленным Временным правительством, и только грубая выходка Коровиченки при выемке Его бумаг, видимо, единственный раз вывела Его из равновесия, что и было замечено посторонними свидетелями, привыкшими видеть Его всегда поразительно выдержанным и умеющим владеть Собою.

Обострение страданий за Россию началось несколько позже. Государь получал много газет и с громадным увлечением следил по ним за событиями, развертывающимися в России. Эти сведения не давали Ему, конечно, полной картины, а главное, не указывали наглядно на действительный ужас бессилия и безволия новой власти в борьбе с растлевающим страну и народ влиянием «темных сил» революции, вспыхнувшей тотчас же за Его отречением от престола. Об этой действительности получавшиеся Им газеты в первое время или умалчивали совершенно, или говорили в таких туманных и неопределенных выражениях, что не вызывали в читающем особой тревоги. Но через некоторое время Государь стал получать сведения о фактическом положении дела через Своих приближенных, которые, в свою очередь, получали эти сведения от родных и знакомых, остававшихся в Петрограде. Эти сведения, пополняя сообщения газет, начали рисовать в сознании Государя картину истинного положения новой власти, и в связи с этим положением постепенно характеризовали прогрессивный ход анархии в стране и разложения армий на фронте. Вот тогда внутреннее страдание Государя за будущность России стало принимать такую острую и сильную форму, что Он потерял возможность сдерживать себя, и окружающие стали замечать прорывавшиеся наружу сильное волнение и внутренний ужас, охватившие все Его существо; сплошь да рядом, не будучи в силах сдерживать Свои страдания, Он начал делиться Своими мыслями и чувствами с окружавшими Его приближенными, чего раньше никогда не делал.

Первым доверенным в этом отношении явился князь Долгоруков. Прочтя полученные утром газеты и сведения, Государь уводил Долгорукова на утреннюю прогулку и, ходя быстрыми шагами в отведенном для прогулок районе, делился с ним Своими впечатлениями о текущих событиях. Из рассказов Долгорукова остальным приближенным можно судить, что страдание Государя было очень глубоким и сложным. Оно нарастало постепенно, по мере того, как, с одной стороны, Император утрачивал надежду на способность и силу новой власти справиться с своей задачей, и с другой - по мере того, как из бесед и знакомства с охранниками, Его окружавшими, Он приходил к подтверждению Своего духовного убеждения, что масса русского простого народа совершенно не разделяла политических стремлений европейски-увлеченных руководителей Государственной думы и оставалась тем, чем была испокон веков - «верующею, но легко поддающеюся смуте, на которую надо действовать добром». Глубоко верующий Сам, Государь ни минуты не сомневался, что в основе переживавшихся Россией событий лежит воля Промысла Всевышнего Творца, но, как мудрый человек, Он не мог понять, как руководители интеллигентных классов населения могли так увлекаться человеческими идеями и побуждениями, чтобы идти вразрез с историческим, духовно-идеологическим воззрением русского народа, пробуждая в нем не внутренние хорошие и духовные начала, а потакания и возбуждая к жизни только низменные и животные инстинкты внешней натуры малокультурного и несознательного человека. Он понимал, что этот путь будет уклонять русского человека от добра и Христова света, которые инстинктом жили в глубоких недрах его простой души и инстинктивно же вызовут в массах ужасный протест, который, за отсутствием доброго влияния и сдерживающих духовно-национальных принципов, поведет к страшной внутренней распре, вражде и деморализации страны. И как человек, воплощавший в Себе сверхчеловеческий запас любви, Государь страдал за будущее русского народа, страдал его страданиями или, вернее, теми страданиями, которые ему предстояло перенести на историческом пути государственной жизни. Он по-человечески мудро оценивал опасность и вред тех или других шагов новой власти, видел ее бессилие ввести жизнь государства в рамки, не присущие народному духу, и в то же время искренно радовался каждому проблеску возможности ей удержать развал страны и не допустить народных масс до увлечения крайними течениями.