М. Дитерихс - Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале. Часть II

Если же принять во внимание, что ни русские общественные круги, ни народные массы совершенно не были подготовлены и не имели опыта в тонкостях выборных манипуляций и приемах борьбы политических партий запада, то приходится прийти к заключению, что «общественные мнения и требования», предъявлявшиеся Государю Императору, как мнения и требования «всея земли», и указывавшие на необходимость ограничения самодержавной власти Царя установлением конституционного управления, едва ли соответствовали действительности и были вполне свободны от работы «фальсификаторов общественного мнения». Умный Государь чувствовал это сердцем; он знал свой народ не таким, каким он, может быть, был в текущий момент, а таким, каким он хотел быть, как на протяжении всей своей истории, так и в будущем. Поэтому Царь не верил в благость конституции для народа. Он смотрел на коренное государственное дело глазами будущего и не мог смотреть на него, как общественные деятели «общественного мнения», глазами только текущей минуты . Поэтому в качестве «исключительной меры» Он понимал не коренную ломку государственного строя в опасный момент жизни народа, а созыв Земского Собора «всея земли». Но для проведения этой меры Он не нашел бы тогда сочувствия в «общественном мнении», которое видело спасение в ограничении власти и вовсе не склонно было идти на усиление ее путем «слияния» Царя со «всею землею», как сделали то русские люди 1613 года в период царствования первого Царя из Дома Романовых.

«Он не видел возможности править страною и унять всемирный мятеж без содействия Собора и требовал этого содействия, призывая себе на помощь «всю землю» во всяких делах управления. Иначе говоря, на первых же порах новый Государь хотел править с Собором и не видел в этом умаления своих Державных прав и своей власти. С своей стороны и «вся земля» нисколько не желала умалять власть своего избранника и с послушным усердием шла ему на помощь во всем, в чем могла. Земский избранник и народное собрание не только не спорили за свои права и за свое первенство, но крепко держались друг за друга в одинаковой заботе о своей общей целости и безопасности. Сознание общей пользы и взаимной зависимости приводило власть и ее земский Совет к полнейшему согласию и обращало Царя и «всю землю» в одну нераздельную политическую силу, боровшуюся с враждебными ей течениями внутри государства и вне его». Так пишет Платонов и заключает: «Последующее показало, как глубоко жизненно было дело, сделанное тогда «всею землею», и как много обязаны были «всяких чинов людям Московского государства» их близкие и далекие потомки».

«Успокоение государства совершилось и замирание на границах было достигнуто. Смутные времена кончились и общественная жизнь вошла в мирную колею».

Здесь Платонов упускает только одно, что Царь и «вся земля» слились в одну нераздельную политическую силу и не оспаривали друг у друга своих прав и своего первенства не только в силу того, что «понаказались» и «поняли всю необходимость своего единого государства», но главным образом потому, что Царь и «всея земля» объединились ярко вспыхнувшей в них нравственно-религиозной идеей своей национальной государственности. Без этой сильнейшей внутренней духовной спайки и слияния никакие внешние причины не могли бы подвигнуть «всю землю» на такое беззаветное служение своему Царю и родине, а Царя - своему народу, какое было ими проявлено для воскресения великой Руси.

Но даже и после только глубоких слов Платонова делается как-то больно за русских западников, когда, увлеченные своим стремлением ко всему только западному, они в ослеплении отрицают явные факты своей русской истории и пишут: «Земские соборы - дела давно минувших дней; они жили и умерли, наглядно показав собою все свое несовершенство, а под конец и непригодность». Знаменательно, что это заключение было высказано в 1904-1905 годах М. Клочковым в его брошюре «Земские Соборы в старину», когда под влиянием неудачной войны с Японией впечатлительность натуры русского человека, легко переходящей от одних крайностей к другим, повела к падению духа и ослаблению сознания во «всея земле» своей национальной нравственно-религиозной идеи и дала толчок русскому западному боярству стремиться к осуществлению своих политических вожделений, «народу нашему чуждых и воле его непригожих»; в это же время Царь мечтал именно о «Соборе всея земли».

Через 12 лет, 27 февраля 1917 года, русское западное боярство стало наконец лицом к лицу с первыми представителями той самой части русского народа, которую оно же воспитывало в своих западнических тенденциях и выставляло в «общественном мнении» как народ «всея земли». И вот здесь вместо «светлых теней будущего» перед их глазами предстала ужасная пропасть, страшная бездна между ними и «всея землей»; и 12-летнее воспитание уже успело закрыть перед духовными очами «всея земли» пути к Господу и она оказалась довольно прочно стоящей на путях к диаволу. Тогда только вспомнился боярам-западникам доблестный подвиг «последних людей Московского царства» в своей истории, но, не желая сознаться в своем «земском грехе» они и тут не смогли отказаться от западничества и всеми силами души и тела ухватились за идею спасения «своих животишек» через западноевропейское политическое детище - Учредительное собрание , которое, конечно, тоже оказалось «народу нашему чуждым», а потому и провалилось. Во всем этом бояре-западники забыли умышленно или сознательно, что «последние люди Московские» прежде всего «олицетворили идею государства» и, олицетворив ее в лице Государя, не захотели быть безгосударны и малое время». Теперешние же последние люди поступили как раз обратно, и прежде всего постарались оставить «всю землю» без идеи о государстве и без Государя , и через это, уже вполне исторически точно, поставили себя в неизбежность «испытывать ужасы собственных междоусобий смутного времени» и разорения России начала XVII века…