Александр Афанасьев: Славянские колдуны и их свита

Терещ., I, 107; Сахаров, I, 202.

Н. Р. Ск., II, 29; VII, 27; сказки Гримм, 11, 60 и др.

Дочь великого князя Тверского.

П. С. Р. Л., VI, 186.

Бережно, остерегаясь. — Ibid., 279.

Сказания кн. Курбского, изд. 2, 128.

В старые годы чары на любовь мужей были в большом ходу. Когда князь Курбский женился в Литве на Марье Юрьевне Козинской, довольно пожилой вдове, то она подобными же средствами хотела упрочить расположение своего мужа. При обыске в сундуке ее найден был мешочек с песком, волосами и другими снадобьями, которые, по свидетельству служанки, дала княгине одна старуха — для того, чтобы ее любил князь. — Жизнь кн. Курбского, I, 98.

Ак. Ист., I, 130.

П. С. Р. Л., IV, 295–6; Карамзин И. Г. Р., изд. 2, VII, 137.

Сказания кн. Курб., изд. 2, 101–2.

Царствен. книга (СПб., 1769), 137–143.

Сказан. кн. Курб., 76.

Испрашивая церковного разрешения на четвертый брак, Иван IV говорил, что первая жена его изведена «вражиим наветом и злых людей чародейством и отравами». — Др. Рос. Вивлиоф., XIII, 104.

Сказ. кн. Курб, 99–100.

Между Холмогорами и Лапландией.

О. З., 1859, IX, 113–5; Библ. для Чтен., 1865, V, 63–65; Карамзин. И. Г. Р., IX, 433.

П. С. Р. Л., IV, 318.

Ак. Арх. эксп., II, 10, 44; Доп. к Ак. Ист., II, I; Юрид. ак., 333.

Карамзин. И. Г. Р., X. примеч. 221.

Мать Димитрия.

Собр. Гос. Грам. и Дог., II, с. 107, 118. 123.

То есть не сгустилась. У Карамзина (И. Г. Р., X, примеч. 254) вместо этого слова стоит «не умерла».

Летоп. о многих мятежах, 15–16.

Лет. о мног. мятеж., 56–60. Федор Никитич был пострижен и сослан в Антониев Сийский монастырь, а Александр Никитич — в Усолье-Луду к Белому морю. Есть еще известие, что Михайло Молчанов «за воровство (в древнем значении этого слова) и чернокнижество был на пытке кнутом бит». — Карамзин. И. Г. Р., XII, примеч. 49.

Рус. Дост., I, 175.

Ч. О. И. и Д. 1866, II, 627.

Ак. Арх. эксп., III, 197. Патриарх Константинопольский извещал однажды Михаила, чтобы он остерегал свое здоровье от грамот турецкого царя и его подарков, потому что султан имеет на него досаду за мир с Польшею: так не было бы какого «насылочного дурна». — Истор. Рос. Соловьева, IX, 449.

Ак. Ист., III, 137.

П. С. Р. Л., VIII, 33.

Ак. Арх. эксп., III, 176.

Волог. Г. В., 1843, 23.

О том же упоминает и грамота 1551 года. — Ак. Арх. эксп., I, 232.

Летопись занятий Археогр. ком., I, 41.

Памятн., изд. Киев. Врем. ком., III, 17 — I8.

Доп. к Ак. Ист. V, 12.

Матер. для истории возмущ. Ст. Разина, 107–8.

Ак. Ист., IV, 202, LXXV.

Истор. Рос. Соловьева, ХIII, 167.

Ibid., X, 164.

Дворц. Разряды, III, 1288, 1428.

Доп. к Ак. Ист., VIII, 29.

Карман.

Ак. Юрид., 30; см. также в Летоп. занятий Археогр. ком., I, 17 — указание на оговор одной черемиски в порчах отравным зельем. Замечательно, что рядом с этими преследованиями за держание при себе трав и корений сам благочестивый царь Алексей Михайлович приказывал стольнику Матюшкину высылать крестьян в купальскую ночь для сбора сереборинного цвету, интериновой и мятной трав и дягильного корня, а сибирским воеводам предписывал разведывать про лекарственные травы и присылать их в Москву. — Доп. к Ак. Ист., III, 71; VI, 127. Такое противоречие легко уживалось, потому что зелья бывают разные: и лихие, и добрые, — а недостаток научных сведений и дух взаимного недоверия заставляли всякой раз, когда находили у кого-нибудь неведомый корень или траву, подозревать злой умысел.

Новгор. сб., 1865, II.

Археограф. сб. документов, относящ. к ист. Северо-Западной Руси, I, 295–7, 338–346. Здесь же напечатаны: а) заявление полоцкого мещанина Василия Паука (1638 г.) об очаровании его дома: кто-то, явившись ночью, облил у него неведомо чем ворота и стены, в чем Паук усматривает чару на свое собственное здоровье и на здоровье своей жены и детей; b) протест пана Лисовского (1640 г.) на мещанина Старымовича, который напустил «своей радою и намовою» в его дом тараканов (ibid., 307, 323).