Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Сейчас они ушли. Ирина похорошела, но слишком худа. — В доме Ани произошел пожар — слепая женщина опрокинула свечку, сгорел пол в задней комнате и 2 ящика с книгами. Аня сильно перепугалась. Всегда ей не везет!

Ну, прощай. Да благословит тебя Господь! Скоро, скоро ты ко мне вернешься какая радость! 1000 нежных поцелуев.

Навсегда твоя

Женушка.

Царское Село. 19 апреля 1915 г.

Моймилый, дорогой муженек,

Какое дивное солнечное утро! Наконец, я могу опять полежать на балконе. – M-me Янова [227] Знакомая Царицы по Ливадии. прислала нам вчера цветы из милой Ливадии: глицинии, золотой дождь, лиловые ирисы, которые раскрылись сегодня утром, лиловые и красные итальянские анемоны, которые я любила рисовать и которые опять хочу начать рисовать, ветка Иудина дерева, один пион и тюльпаны. — Их вид в вазах наводит на меня грустные мысли. — Разве не кажется странным — ненависть, кровопролитие и все ужасы войны — а там прямо рай, солнце, цветы, — такая благодать, но такой контраст! Надеюсь, что тебе удалось отлично прокатиться за Байдары.

Я и Бэби пошли в церковь в 11 1/2 и пришли во время “Верую”. — Так хорошо опять быть в церкви, только тебя очень недоставало, мой ангел! Я была утомлена и чувствовала сердце. — Слепая Анисья причащалась сегодня — это она опрокинула лампу в Аниной комнате и подожгла ее. — После завтрака я лежала около часа на балконе и вязала, но солнце скрылось, и стало свежо. — Аня сидела со мной с 1 1/2 до 3 1/2. — Крепко благодарю тебя за дивную сирень — какое благоухание!

Большое спасибо от всех нас — я Ане тоже немного подарила.

Дети сейчас раздают медали в госпитале (с Дрентельн), а затем все пойдут к Ане, у которой будут 2 казака и друг Марии. Как мило, что ты назначил Бэби шефом одного из этих чудных батальонов! Воронцов прислал мне об этом восторженную телеграмму. — С нетерпением ожидаю твоего возвращения. — Так тоскливо без тебя, мой ненаглядный, и у тебя столько новостей накопилось! — Швибцик [228] Мария, третья дочь Царя. спит около меня.

До свидания, мой родной. Да благословит и сохранит тебя Господь и да приведет он тебя благополучно к нам! — Нежно целует тебя твоя

Солнышко.

Привет всем!

Сажное. 19 апреля 1915 г.

Любовь моя,

Эти фотографии были сделаны в Севастополе, когда я играл со своими пластунами. Ты мне вернешь их, не правда ли, когда я приеду? Жара в поезде ужасная 22 градуса.

Горячо люблю и целую тебя.

Твой Hики.

Ц.С. 20 апреля 1915 г.

Мой дорогой, любимый,

Это последнее письмо. За твое драгоценное неожиданное письмо и чудные цветы — сердечное тебе спасибо. У меня такая тоска по дивному Крыму, нашему земному раю весной! — Все, что ты пишешь, очень интересно. — Как много ты сделал! Ты, наверное, очень устал, мой драгоценный, мой муженек.

Да, мой друг, я знаю, ты одинок, и мне всегда так грустно, что наш Солнечный Луч еще слишком мал, чтобы тебя сопровождать повсюду. Твои родные очень милы, но никто из них тебе не близок, и не понимают по-настоящему тебя. — Какое будет торжество, когда ты вернешься! — Анина тетя поспешно вернулась из Митавы, губернатор тоже выехал в панике со всеми документами — немцы идут! – Наших войск там нет! Думаю, что германские разведчики уже под Либавой [229] 19 апреля началось немецкое наступление. . Я уверена, что они хотят высадить массы своих бездействующих моряков и другие войска, направить их вниз на Варшаву с тыла или вдоль побережья. Это мне уже с осени все приходило в голову. — Наш Друг считает их страшно хитрыми, находит положение серьезным, но говорит, что Бог поможет. — Мое скромное мнение таково: почему бы не послать несколько казачьих полков вдоль побережья или не продвинуть нашу кавалерию немного ближе к Либаве, чтобы помешать немцам все разрушить и утвердиться с их бесовскими аэропланами? — Мы не должны позволять им разрушать наши города, не говоря уж об убийстве мирных жителей.

Бэби вчера очень веселился в гостях у Ани. Сегодня к нам придут к чаю молодые Вороновы, которые приехали на несколько дней из Одессы. Я приму 7 офицеров, между прочим, одного генерала, командира Бэбиного Грузинского полка, затем батюшку со “Штандарта”, чтобы проститься с ним перед отъездом, и Бенкендорфа, а под конец — Аню.

Я, наконец, пошла в лазарет на 3/4 часа. — Гогоберидзе внезапно появился здесь, к нашему удивлению. Он только месяц пробыл в полку и поехал в Батум, так как был совсем болен. — Теперь он загорел, как негр, и на днях возвращается в полк.