Олег Платонов - Николай II в секретной переписке

Ангел мой, должна кончать, курьер торопится с отъездом.

Благословляю и целую тебя еще и еще, мой дорогой Ники, — нас обоих ждет одинокая ночь. Навсегда твоя

Женушка.

Дети крепко тебя целуют. Надеюсь, маленький адмирал хорошо ведет себя.

Царское Село. 1 марта 1915 г.

Мой дорогой муженек,

Благодарю от всего моего любящего старого сердца за твое драгоценное письмо, доставившее мне такую неожиданную радость. Да, дорогой мой, я видела, что ты был счастлив снова пробыть дома эти два дня, и я также жалею, что мы не можем долее пробыть вместе теперь, когда А. не живет в доме. Это напоминает былые вечера — такие мирные и тихие, ничье дурное настроение не причиняло беспокойства и не расстраивало нервов.

Вчера вечером пошла в 7 в церковь. Казаки хорошо пели. Это подействовало на меня успокаивающе. Я думала и много молилась о моем дорогом Ники, — когда я там, мне постоянно кажется, что ты стоишь рядом со мной. Бэби безумно наслаждался твоей ванной и заставил нас прийти и смотреть на него в воде. Все дочери в свою очередь также просят об этом удовольствии как-нибудь вечером — ты ведь позволишь им это? Затем мы пошли к Ане — я работала, Ольга клеила свой альбом, Татьяна работала, — М. и А. отправились домой после 10, а мы оставались до 11. Я зашла в комнату, где находилась странница (слепая) с своим фонарем, — мы побеседовали, затем она прочитала свои акафисты.

Ком. О. [163] Осовецкой. крепости Шульман видел нас, когда был в Кроншт., чтобы навести там порядок, затем в Севастополе, где он командовал Брестским полком, проявившем себя с наилучшей стороны во время тех историй — я очень хорошо помню его лицо. — Докончу письмо после завтрака — сейчас спешу одеваться. Ортипо [164] Собака Царицы. бегает, как безумный, по моей постели и сбросил на пол доклады Вильчковского, которые я читала. — Погода совершенно мягкая, градусник стоит на полу.

ОльгаЕ. приходила ко мне прощаться, — она уезжает на два месяца в тихий санаторий близ Москвы. После мы отправились на кладбище, так как я давно не была там, оттуда — в наш маленький лазарет и в Большой Дворец. По возвращении домой мы нашли твою дорогую телеграмму, за которую горячее тебе спасибо. — Мы все целуем и благословляем тебя без конца.

Твоя навеки, мое сокровище, очень тоскующая по своему милому Другу

Привет наш Н.П.

Женушка.

Царское Село. 2 марта 1915 г.

Мойлюбимый,

Такой солнечный день! Бэби отправился в сад. Он чувствует себя хорошо, хотя у него снова вода в колене. Девочки катались, а затем пришли ко мне в Большой Дворец. Мы осмотрели санитарный поезд № 66. Это бесконечно длинный поезд, хорошо оборудованный, принадлежащий к Ц. С. району.

Утром у нас оперировали солдата с грыжей. Вчера мы провели вечер с Аней Шведов и Забор. тоже. — Я получила письмо от Эллиной графини Олсуфьевой — ее поставили во главе 16-ти “comites de bienfaisance des 22 hopitaux militaires de Moscou”.

Им нужны деньги, а потому она спрашивает, можно ли ей получить Большой театр для большого представления на 23-е марта (это второй день пасхальной недели). Она предполагает, что они соберут около 20000 р. (в чем я сомневаюсь) для этих госпиталей. Они снабжают их теми вещами, которые министерство (военное) не имеет возможности им давать. Если ты согласен это разрешить, то я сообщу Фредериксу, а он отправит тебе официальную бумагу. Они хотят напечатать на афишах, что театр дан благодаря особому твоему соизволению. Мысль о поездке в город для посещения какого-нибудь госпиталя крайне тягостна, все же понимаю, что я должна это делать, а потому завтра днем мы туда едем. Утром Карангозову оперируют его аппендицит. Как я рада, что тебе удается ежедневно погулять! Дай Бог, чтобы тебе действительно удалось многое увидеть и иметь там случай потолковать с генералами. — Я велела Вильчк. послать толстому Орлову печатный приказ, полученный одним из раненых от начальства. Это слишком строгие приказы, совершенно несправедливые и жестокие. Если офицер не возвращается в указанный срок, то подвергается дисциплинарному взысканию и т.п. Я тебе не могу всего этого написать, бумага тебе все скажет. Приходишь к заключению, что с теми, кто ранен, обходятся вдвое хуже, — лучше быть в тылу или прятаться, чтобы остаться невредимым. Я нахожу, что это очень несправедливо, — не думаю, чтоб это везде так было, — правдоподобнее, что только в некоторых армиях. — Прости, дорогой, что я надоедаю тебе, но ты сейчас там на месте можешь помочь в этом Деле. Не следует порождать озлобления в их бедных душах. — Должна кончать письмо. Благословляю и целую тебя без конца. Твоя навеки